Маша
Автор: Артур Ващилин
Дата: 2011-01-08 14:12
У Маши была привычка - когда тяжело - смотреть на звёзды. Древние, далёкие и невозмутимые, они были выше земных страданий и своим мудрым спокойствием напоминали о вечности. Точно так же они светили всем влюблённым, воодушевляли поэтов. Когда Маша думала об этом, собственные беды мельчали в её глазах, было легче их пережить. Так было на германском фронте, когда она впервые убила немца и всю ночь не могла уснуть. Машин отец, полковник русской армии, часто говорил ей, что убивать врагов приходится для спасения Родины, в этом наш православный долг. Главное в человеке - его душа, и лучше пусть враг погибнет телом, чем душой, которую он губит. Эти рассуждения многое объясняли, но в ту ночь успокоить себя не получалось, и Маша впервые пожалела, что после гибели отца решила пойти на воинскую службу. Однако, обладая от природы очень сильным для женщины характером, она выстояла и не хуже многих мужчин продолжала дело отца - защиту Родины.
Сейчас,
на посту, Маша опять, оставшись наедине со звёздами, искала у них ответа и
помощи. Но ситуация была настолько сложна, что помочь мог бы, наверное, только
отец - человек самый любимый и самый умный. Не было немцев, русские стреляли в
русских, и все считали, что сражаются за правду. Наскоро сколоченное сводное
подразделение защищает дворец от так называемых "красных". Эти люди,
нацепившие на себя красные банты и повязки, как языки костра, которым горит
Россия, называют Машу врагом и кровопийцей. Те самые русские, с которыми она
защищала Русь от немцев, те самые, с которыми молилась в церкви.
У них красивые лозунги: "свобода", "равенство", "братство", а на деле - пожары, грабежи, кровь и смерть. Такое ощущение, что какая-то умная и злая сила хочет, обманув людей, стравить их и устроить бойню. Комиссары гонят Россию в мясорубку, разрушают государственный порядок. Но зачем? Это не просто бандитизм, это что-то другое, сложнее, а значит опаснее. Эти мысли не давали покоя, и звёзды молчали. Не сегодня - завтра красные будут штурмовать. Отрезанные от основных сил женщины да рота юнкеров - это, конечно, мало. И хоть большинство храбрилось и демонстрировало спокойствие, на душе у каждого была тревога, такая же как у Маши.
2
Наташа проснулась среди ночи. Что-то её так сильно напугало, что захотелось плакать. Трудно сказать, что это было: плохой сон, дурное предчувствие или что-то другое. Но оставался очень тяжёлый осадок. Пришлось даже выйти подышать свежим воздухом, чтобы хоть немного успокоиться. Нервы уже пару месяцев выдают такие номера, что Лёшку даже жалко. Смешно, что он до сих пор ничего не заметил. Сама Наташа молчала о беременности, готовила сюрприз. Дело в том, что через неделю у мужа день рождения, и хотелось сделать ему такой своеобразный подарок. Правда, Алексей жену опередил и уже позавчера сделал подарок ей. Он заявился с винтовкой, а на белой шапке, что Наташа сшила ему осенью, диагональю была пришита красная лента. Сказал, что теперь он красногвардеец и что как разобьём буржуев, сразу вернётся, чтобы вместе строить новую жизнь. Записан Алексей в отряд, сформированный в их районе. Чего-то подобного от него можно было ожидать. Уже все уши прожужжал, что ему раскрыли глаза на причину бед простого народа, что народ ограблен и унижен буржуями и что есть один путь - борьба с оружием в руках. Наташа верила мужу всегда, сама она не разбиралась в политике. И после его такого визита в ней боролись два чувства: гордость за мужа и страх остаться одной. Поэтому Наташа придумала такой хитрый ход. Решила ничего не говорить мужу о беременности до его дня рождения. Пусть повоюет в городе, пока этих, во дворце, добьют, а на праздник она всё и расскажет. Тогда командиры обязательно отпустят Алексея к жене, ведь у Наташи будет ребёнок. Да и сам Лёшка наверняка как узнает, не уйдёт никуда. Но зато теперь муж будет защитником рабочего дела. И ему приятно, и Наташка будет гордиться, и ребёнку потом будет что рассказать. Тут главное - не упустить момент, когда наши возьмут дворец, чтобы Лёшку из города не послали куда-нибудь. А пока его отряд всего-то через квартал, в гимназии. Наташа обычно смотрела на вещи просто, не вдаваясь в глубокие рассуждения. Но так легко она рассуждала ещё вчера. А сегодняшний ночной кошмар заставил посмотреть на всё под другим углом зрения, а точнее говоря, прочувствовать всё другим чувством.
3
Вот и четвёртый пулемёт, граница поста. Как жаль, что соседний часовой не тот красавец - юнкер. Опять в другую смену заступает. Уже долго он казался каким-то особенным, совсем не таким как другие. В первый раз Маша увидела его когда проходила мимо юнкеров, спорящих у костра. Он кому-то что-то говорил о политике. Эти мужики без политики не могут. "Говорит прямо как отец", - отметила для себя Маша. И с тех пор юнкер часто вспоминался. Встреть его сейчас, и на душе стало бы легче. И не так страшны были бы эти красные. Маша развернулась, поправила ремень винтовки на плече и вдруг заметила, как с неба упала звезда. "Неужели ещё падают звёзды?" - мелькнула усмешка, но тут же её перебила мысль яркая и отчаянная, вырвавшаяся из глубины души. Маша загадала желание: танцевать с юнкером на балу. От такой собственной наивности Маша даже повеселела. Ушли куда-то мысли о смерти, о том, что придётся стоять до последнего и о том, что, судя по соотношению сил, недолго... Маша стала думать о любви, о счастье, о детях, обо всём том, чего лишает её эта странная сила, нависшая над Родиной. И выражением глаз Маша в эти минуты отличалась от любого во дворце, как будто для неё и не было никакой войны. Ну вот и разводящий...
...Был бал. Играла музыка. И не было больше осады, а было много красивых дам и кавалеров. Те самые лица юнкеров и девчат-доброволиц. И все улыбаются, и нет больше смуты и страха, а есть только счастье. Как же можно не быть счастливым на балу? Но самой счастливой была Маша, потому что она была самой красивой (во всяком случае во сне), и все мужчины восхищались ею. И поручик с крестом на груди, и казак, что прошлой ночью приплёлся, теперь уже опять не раненый, и усатый полковник, которого вообще-то неделю назад на улице закололи штыками, и даже этот надменный капитан, старший у юнкеров, в общем все. Но главное - этот юнкер, первый номер пулемётного расчёта, а сейчас просто Машин кавалер, кружащий её по паркету вдоль мраморной колоннады. Он был в парадной форме, с эполетами и аксельбантами, но это ерунда. Главное - его глаза. Они смотрели только на Машу и излучали такую теплоту, что великолепие дворца по сравнению с ними ничего не значило. Теперь во сне Маша поняла, что всю жизнь ждала этого юнкера, что готова теперь танцевать с ним до самой смерти и никому его не отдаст. Она ждала услышать то слово, самое главное слово на свете, которое имеет право сказать ей только он. А он молчал. Улыбался и молчал. Круг за кругом, танец за танцем. Глаза говорили: "Люблю", а губы молчали. Что же ему мешает сделать нас обоих счастливыми? Вдруг Маша уловила какую-то тревогу. И тут же всё стало меняться. Оркестр начал фальшивить, в ритмы вальса примешался какой-то шум, треск, послышались крики, топот, плач, стрельба. Юнкер оказался в шинели, грязный, уставший, с совсем другими глазами: красными, сумрачными. И держал он уже не машину руку, а рукоятки пулемёта, и так, с пулемётом, поплыл куда-то. Машу охватил ужас, она вцепилась в рукав, но не удержала. И осталась одна, никому не нужная, никем не любимая. Тут она заметила, что никакого бала уже нет, что все в шинелях, бегут, суетяться, и у всех в глазах тревога. Вдруг ударил гром и она проснулась.
4
Прибежав к гимназии, Наташа увидела у подъезда только часового. В окнах темно, у дороги какие-то ящики валяются, мешки, и больше - никого и ничего. Этот дурень не пустил её и даже не сказал, где все. Какие же мужики всё-таки грубые! Но и так было понятно - они пошли на дворец. Наташа со всех ног кинулась туда. Она ещё не знала зачем, но чувствовала, что должна быть сегодня с мужем. Как быстро она стала уставать в последнее время... На бегу Наташа придумала, что говорить, если её опять не пустят. Она скажет, что хочет записаться сестрой милосердия, что тут воюет её муж, и она должна сегодня быть с ним... то есть нет, она должна сегодня с ним вместе сражаться за рабочее дело. Вот как она скажет командиру и её обязательно пропустят. Наташе казалось, что Алексею грозит опасность, но если успеть, то всё обойдётся. А может быть он ранен и его надо перевязать? Наташа умеет делать перевязки и товарищей его тоже перевяжет.
Улица Московская. Тут налево за церковью... Надо отдышаться. Наташа присела на лавочку возле церкви. Невдалеке сидел человек и что-то шептал, глядя на тёмный купол. Их взгляды встретились, и даже в темноте Наташа заметила, что человек испуган, растерян и подавлен, производит впечатление душевнобольного. Недавно тут могли пройти наши, неужели он их так напугался? Псих какой-то! Под его взглядом Наташе стало ещё тревожнее. Она встала и быстрым шагом пошла дальше. Оставалось уже совсем недалеко до дворца, минут 15 ходьбы, когда раздался какой-то взрыв. Вот оно! То, чего все ждали! Тревога волной залила грудь. Наташа побежала, не обращая внимания на усталость. Но вместо радости за мужа - героя, как она ожидала раньше, в этот торжественный момент она ощущала только страх. Послышались пулемётные очереди и беспорядочная стрельба из винтовок... Выбежав на улицу Гоголя, Наташа увидела вдали во дворце какую-то возню. Баррикада перед дворцом кишела людьми с винтовками, слышалась стрельба. Но больше всего ужасало то, что начиналось метрах в ста. Убитые красногвардейцы лежали на дороге в разных позах, выронив винтовки, некоторые - друг на друге. Чем ближе Наташа подходила, тем глубже понимала, что революция не так красива, как казалось. Разбитые о булыжную мостовую лица, стеклянные глаза, смотрящие в никуда, кровь, ещё не успевшая застыть - всё это шокировало молодую женщину. Война повернулась к Наташе лицом, и оно оказалось ужасно. Боясь узнать в ком-либо Алексея, Наташа шла дальше. Кое кто стонал, но сейчас все мысли были только о муже. Господи! Хоть бы он был жив! Зачем она его отпустила? И тут Наташу словно ударило током. Лёшка!!! Он лежал возле столба на животе. Рот был как-то криво полураскрыт в гримасе, глаза смотрели сквозь мостовую, не оставляя сомнений. Наташа кинулась к тому, что ещё час назад было её мужем, упала на него и зарыдала так, как не рыдал, наверно, никто и никогда. Всё на свете обессмыслилось, помертвело и превратилось в одну большую боль. Перед мысленным взором проплывали картины из уже прошлой, безвозвратно ушедшей жизни. Вот он впервые появился на фабрике, вот они возвращаются из парка, насквозь мокрые от дождя, потом кто-то кричит: "Горько!", потом он, уставший, ужинает, даже не сняв промасленный ватник, а Наташа возмущается. И все воспоминания теперь приносили мучение, потому что разбивались об этот мёртвый Алёшкин взгляд. Как же теперь жить? Как рожать? Для кого? В голове крутилась позавчерашняя Лёшкина фраза о том, что всё только начинается. И наташа ещё долго сидела, согнувшись над телом и не зная, что предпринять. Лишь иногда она поднимала свой постаревший, опустошённый взгляд туда, где ещё кто-то кого-то убивал воимя светлого будущего.
5
Маша проснулась от шума. Где-то совсем рядом послышался глухой удар в стену, звон стекла, грохот и шелест осыпающейся штукатурки. Это один снаряд попал в стену дворца. Вот оно... Началось... Сердце запрыгало. Винтовка... Патроны... Ремень... Затопали сапоги, где-то за стеной мужской голос закричал: "К бою!" Дверь распахнулась, влетела Потапова, закричала своим звонким, немного дрогнувшим голосом: "Караул, в ружьё!" Но все уже и так бежали к выходу, застёгиваясь на бегу. Когда выскочили на улицу, капитанша с наганом в руке обернулась к ним и крикнула громко и твёрдо: "С Богом, девчонки!" Она хотела своим показным спокойствием заразить остальных, зная, как это важно в женском подразделении. Маша добежала до своей позиции, винтовку - на мешок, осмотрелась. Затворы защёлкали. Выстрелов больше нет. Может, это был сигнал или просто так кто-то сдуру? Пушек не видно, атаки - тоже. А сердце стучит. "Волнуюсь",- подумала Маша,- "мушка будет гулять. Надо успокоиться". Но успокоиться не получалось. Господи, помоги! Господи, помоги! Стоп. Вот они. Из-за двух домов по разные стороны улицы Гоголя, идущей от дворца, тихо, без выстрелов, высыпали красные. Их было много. Не цепи, а толпа, бегущая без видимого порядка. Офицеров не видно. Метров 200 дистанция. Одеты кто во что горазд. Мелькала и армейская форма. У некоторых пресловутые банты нацеплены. Вот уже видны лица, а толпа всё вываливается из дальнего конца улицы. Почему-то у Маши мелькнула дурацкая мысль, что платок Фадеева так и не вернула... "Огонь!"- этот выкрик разорвал гнетущую тишину, заглушил шелест сапог вдали и ворвался в душу каждого. И сразу на Машу со всех сторон обрушился грохот, в ушах зазвенело, оглушило. Это забили пулемёты с этажей и тут, на баррикаде. Там юнкер. Если мы не сдержим эту толпу... Неужели всё? Неужели он так никогда и не...? И их будущее будет сейчас растоптано сапогами? Машу охватило отчаяние, заглушившее страх, и это придало силы. С каким-то остервенением, какого никогда не испытывала раньше, Маша выстрелила в толпу. Затвор... Ещё выстрел... Сначала показалось, что стрельба не оказывает действия. Но вот первые падают под пулемётными очередями, роняют винтовки. Бегущие следом подминают их как лава и сами падают, разбивая головы и пятная дорогу кровью. Но толпа не останавливается. Она бежит через это месиво, стреляет на ходу, всё ближе и ближе. Им нельзя сбивать темп, иначе атака захлебнётся и все жертвы напрасны. Выстрел... Затвор... Вдруг возле столба человек 10 остановились и разом вскинули винтовки. Маша выстрелила под белое пятно шапки, так было легче целиться. Кто-то махнул рукой, и оттуда послышался рваный треск, а белая шапка была уже на земле. Остальные снова вскинули винтовки, но толпа закрыла их, и они побежали догонять. Слева пулемёт замолчал... О, Господи! Маша обернулась. Да, это он, схватился за плечо. И вот уже другой юнкер на его месте. Ну хоть жив, теперь будет лежать за мешками, пули не достанут. ...Лариска вся белая... А эти совсем близко. Ещё выстрел в упор... Успела... В матроса... Всё... Мама!
Красные
от напряжения и ненависти революционные солдаты ворвались на рубеж. Рукопашная?
Нет, на неё уже не хватило духу. Машу схватили, отняли винтовку. Кто-то
закричал: "Бабы!", и было в этом крике какое-то торжество. "Не
убивают. Наверно потому, что женщина"- мелькнуло в голове, - Хотя ещё не
известно, что лучше." И тут же
другое: "Юнкер!" Капитанша, отчаянно отстреливаясь, успела завалить
ещё двоих подбежавших рабочих. Кто-то закричал: "Кончай суку!" Что
было с ней дальше, Маша уже не видела. Она в ужасе смотрела туда, где минуту
назад был пулемётный расчёт. Это называется "поднять на штыки."
Юнкеров держали штыками в воздухе на высоте двух метров. В диких мучениях
ребята доживали свои последние секунды. Внутри у Маши что-то судорожно сжалось,
голова перестала соображать. Она оттолкнула красного и, закричав, кинулась за
мешки с песком, куда были сброшены пулемётчики. Дальше она слышала и
чувствовала уже каким-то чужим восприятием, душа была пуста.
"Куда?!"- не успевший что-либо понять мужик вырос как из под земли,
выбросил вперёд руку и... Словно молния прошла через грудь. Машу отбросило
назад, она скатилась с мешков и упала лицом на мостовую. Перед глазами
мелькнуло окно дворца, а на всю грудь что-то пульсировало, вызывая жуткую боль.
"Нет!"- отчаянно и бессильно кто-то крикнул, кажется Маша, а может и
не она. Потом силы стали таять, всё вокруг посерело и уплыло куда-то. Горячая
кровь залила рот и стала стекать по разбитой щеке. Вдруг зазвучал вальс, и
юнкер закружил Машу в танце. Люстра... Колонна с амуром... Я здесь уже была...
"Сударыня! Я люблю Вас!" И тут ещё одна молния в спину, теперь уже с
каким-то далёким, еле слышным раскатом грома. Что-то в спине хрустнуло, и
больше Маша ничего не чувствовала. Через некоторое время она увидела свою спину
с двумя тёмными пятнами, а потом двое полетели высоко-высоко над городом, в
лучах Солнца, взявшись за руки. Звёзды стали ближе. А на душе у Маши стало
неожиданно спокойно и легко, будто она вернулась домой из дальней трудной
дороги. Она поняла, что их уже ждут, и что теперь всё будет хорошо. И лишь одно оставляло тяжёлый
след: где-то далеко внизу, под облаками и туманами, стонала истерзанная Родина,
которую они не сумели защитить.
| Предыдущее: | Русское солнце. Часть первая |
| Следующее: |
Русское солнце. Часть вторая |
| Лучшее по просмотрам: | Война между Боливией и Парагваем (Чакская война) |
| Последнее: | Святой Афанасий Брестский и его борьба с польской унией |
