Топонимическая комиссия Санкт-Петербурга подобрала названия еще для десяти улиц намыва Васильевского острова и острова Декабристов. Стоит отметить, что имена для новых улиц подобрали весьма и весьма положительные и достойные и в рамках морской тематики. Центральной и самой крупной магистралью станет проспект Крузенштерна. С просьбой увековечить имя мореплавателя к властям города обратился руководитель АО «Пассажирский порт Санкт-Петербург Морской фасад» Серик Жусупов. Второй по протяженности станет улица Лисянского (Юрий Лисянский ходил в кругосветку вместе с Крузенштерном). Две дуги, пересекающие бульвар Александра Грина, нарекут улицей Чирикова и бульваром Головнина — в честь мореплавателей Алексея Чирикова и Василия Головнина. Третью дугу, ныне зовущуюся улицей Вадима Шефнера, разорвут на две части; северо-западная станет улицей Гончарова. Ранее Гончаровская улица в честь писателя Ивана Гончарова должна была появиться в жилом микрорайоне «Новая Охта», но тогда этому воспротивилась группа «ЛСР». Почему за прошедшие два года топоним превратился из прилагательного в канцелярский родительный падеж, неясно. Вдоль южной стороны портовой гавани проляжет улица Челюскина, которая вернет на карту имя полярного мореплавателя Семена Челюскина. Опосредованно в его честь именовались площадь Челюскинцев (на восточном съезде с моста Александра Невского) и парк Челюскинцев (ныне Удельный). С бульваром Головнина Челюскина свяжут Круизный и Паромный переулки. Поперек проспекта Крузенштерна и улицы Лисянского задуманы улица Айвазовского (Иван Айвазовский — художник-маринист), продленная на запад Мичманская улица и продленная на запад Новосмоленская набережная. Вилькицким бульваром станет дорога от Шефнера до Чирикова. Он увековечит сразу двух Вилькицких-гидрографов — Андрея и его сына Бориса. Напомним, создание топонимии намыва Васильевского острова началось в 2014 году, когда получили названия две перспективные дороги — бульвар Александра Грина и улица Вадима Шефнера. Пока адресов по ним нет, поскольку из-за отсутствия сетей не удается ввести в эксплуатацию ни один дом.

 

Отметим, что ряд граждан предлагали и предлагают одну из улиц назвать в честь Ахмата Кадырова. По этому поводу и вообще в рамках топонимических вопросов хотелось бы привести отрывок из интервью доктора исторических наук Андрея Борисовича Зубова:

И. Воробьёва― Начнём мы с новостей северной столицы: там может появиться улица или площадь Ахмата Кадырова. Об этом сегодня пишут средства массовой информации. Там, правда, уже была подписана петиция, много тысяч людей подписали её против увековечивания имени Кадырова, но тем не менее, по инициативе депутата заксобрания Виталия Милонова, эту инициативу собираются рассматривать. Как вы смотрите на то, что в разных городах Российской Федерации появляются вот такие улицы или площади?
А. Зубов― Понимаете, я вообще считаю, что перед нашей страной стоит огромная проблема восстановления топонимики. Когда большевики пришли к власти, они разрушили всю топонимическую систему России, переименовали города, улицы, площади — всё, что могли. Переименовали с той целью, чтобы строить новую страну, чтобы как можно быстрее забыли, что была историческая Россия. Поэтому самые древние города, центры удельных княжеств, такие как Тверь, Нижний Новгород, были переименованы. И масса улиц. В Москве почти не осталось старых названий. То, что мы сейчас видим, — это результат очень выборочного, частичного переименования в пределах Садового кольца 1993-го — начала 1994 года. После того, как в апреле 1994 года был принят пакт Ельцина с коммунистами о мире, переименования прекратились. И так по всей стране практически. До сих пор у нас есть город Киров (кровавый убийца), а не Вятка. До сих пор в той же северной столице область именуется Ленинградской, а Ленин — одна из самых страшных фигур в русской истории. Свердловская область, естественно, на Урале. Хотя город, слава богу, уже Екатеринбург. Поэтому сейчас не до Кадыровых. Я не хочу даже говорить о том, великий он человек был, не великий он был человек. У меня есть на это свои взгляды. Но я считаю, что сейчас вообще не тема — переименовывать какие-то улицы и площади в память людей, участвовавших в политической жизни послекоммунистической России. Героизма там было мало. Хотя, конечно, такие люди, как Кадыров, погибли, но это необязательно героизм. Героизма там было мало, зато корысти, присваивания денег, плохого управления страной и отдельными регионами было более чем достаточно. В Москве почти не осталось старых названий. И поэтому надо подождать, чтобы вся эта муть улеглась. Может быть, после этого какие-то люди действительно окажутся выдающимися в глазах общества и историков, но для этого должно пройти как минимум лет ещё 25. Поэтому сейчас спешить ни в коем случае нельзя. А вот восстановить названия и можно, и нужно. Ведь это же возмутительно, что у нас в Москве пытались Ленинградский вокзал объявить Николаевским, как он и был до революции. И с высочайшего уровня — с уровня президента — было сказано «не трогать Ленинградский вокзал». Понимаете, вот эти все вещи нельзя допускать впредь. И мы должны в первую очередь позаботиться, чтобы Россия стала Россией, а не такой слегка закамуфлированной совдепией, какой она является сейчас. А уж потом пройдёт ещё после этого четверть века — подумаем о героях вот этого 25-летия после 1990 года. И, может, тогда появится и улица Горбачёва, может быть, и Кадырова, кто знает. А, может быть, и не появится.
О. Чиж― А почему так неохотно… да не то что неохотно, а вообще не идёт процесс возвращения имён?
А. Зубов― Потому что под видом, что некогда, под видом, что мы все заняты великими стройками будущего (хотя на самом деле только разрушаем, мало что строим), мы не делаем практически ничего в смысле восстановления исторической памяти. Посмотрите, за 25 лет не снесён практически ни один памятник Ленину, все они стоят. Их, по-моему, больше 10 тысяч в Российской Федерации.
И. Воробьёва― Подождите, много посносили.
А. Зубов― В Российской Федерации?
О. Чиж― Ну, немало.
А. Зубов― Немало. Но сейчас их больше 10 тысяч.
И. Воробьёва― Особенно в небольших городах они на каждой площади.
А. Зубов― Да в каких небольших? По одной Москве их больше 300. По одной Москве больше 300 Лениных: в каких-то дворах, в скверах, на заводах, на всех вокзалах, между прочим. На всех вокзалах стоят памятники обязательно. На Ленинградском, Николаевском его убрали только под видом реконструкции сейчас. А, например, между Ярославским и Ленинградским вокзалом стоит как миленький. Так что этого полно. А на севере России особенно, где бесчинствовал Киров, там полно Кировых. Дзержинских — одного снесли, а сколько осталось по всей стране? Карлов Марксов и так далее. Почему это не делается? В конце концов, Ленин лежит живёхонький в Мавзолее, понимаете.
И. Воробьёва― Ну не совсем живёхонький.
А. Зубов― Ну да. Я имею в виду — в своём натуральном виде. Не в бронзе, не в мраморе, а в своём натуральном виде. Дело в том, что на самом деле это знаковые вещи. О них никто не забыл. Если где-то начинаются попытки снести какой-то памятник, а тем более какой-то памятник сносится (как, например, был снесён памятник Ленину в Царском Селе, которое до сих пор, кстати, носит название «город Пушкин», а историческое-то название — «Царское Село»), тут же начинается дикий крик коммунистов, патриотов, тех же Милоновых и так далее. То есть это совсем не забытые вещи. И я помню, как в городе Томске по моему совету священник, который возглавлял тогда епархиальный совет, очень симпатичный молодой священник с Западной Украины, он предложил городскому собранию переименовать хотя бы удивительный топоним — Коммунистический спуск. Этот топоним раньше назывался Успенским спуском, потому что стояла Успенская церковь, и около неё была дорога вниз. Вернуть ему название Успенский спуск — тем более что церковь осталась Успенской, и сейчас она действующая. Вернули. Но коммунисты собрали подписи и восстановили Коммунистический спуск. Смешно, но факт.
А.Зубов ―  Пройдёт четверть века — подумаем о героях 25-летия после 90 года. И, может, появится улица Кадырова. Или нет
О. Чиж― Вы говорите, что это всё слишком живо, не забыто. Между тем, не далее как в середине прошлой недели как раз выходил опрос ВЦИОМ об отношении россиян к захоронению тела Ленина. Так вот, большинство россиян считает, — тогда сообщал ВЦИОМ, — что необходимо захоронить (60% респондентов). Может быть, созрели как раз уже?
А. Зубов― Эта конкретная цифра меня порадовала. Но вторая цифра — о том, что значение Ленина в основном в истории России положительное — по-моему, больше половины в том же опросе. Больше половины сказали. То есть действительно сейчас, когда общество более интересуется проблемами религии (пусть и на самом магическом и примитивном уровне), понятно, что выставлять тело умершего человека на всеобщий показ — это просто неприлично. Поэтому похоронить его, может быть, даже многие ленятся. Это уже совсем фанатики думают о том, что его не надо хоронить. Самое же главное не это. Конечно, похоронить надо обязательно. Но самое главное — это оценка личности. У нас до сих пор в головах у людей абсолютно перевёрнутые понятия. Люди, которые убили миллионы наших соотечественников, имеют положительное значение (Ленин, Сталин, Молотов, Берия, Киров тот же и так далее), а других просто не знают. Люди, которые против них боролись, скажем, в Белом движении… «А, они тоже убивали, они тоже вешали!» Понятно, потому что шла гражданская война. Конечно, увы, без крови не обойдёшься. Но они боролись-то за то, чтобы не убивали миллионами русских людей, а о них никто не помнит. Так что сейчас необходимо восстановление памяти. Это абсолютно важнейшая задача. Если мы не восстановим память, все наши разговоры о патриотизме — ложь. У нас в лучшем случае есть советский патриотизм, никакого русского нет. И когда говорят, например, что «этот человек придерживается антироссийских позиций, он русофоб» — это ложь. Когда мне говорят такое и подобным мне людям… Мы советофобы, мы ненавидим советский режим, поскольку он альтернативен русскому, он убил русскую культуру, русских людей. Вот это мы ненавидим. Уничтожил русские монастыри, храмы, музеи, разграбил, распродал за границу. Мы ненавидим это. Но мы именно ненавидим потому, что мы любим, благоговеем перед Россией. И то, что сейчас стало информационным поводом и обсуждают на всех каналах о переименовании, о каком-то топонимическом изменении в Петербурге, что появился топоним Ахмата Кадырова, — мне кажется, что это возмутительно.
И. Воробьёва― Обсуждать возмутительно?
А. Зубов― Возмутительно не потому, что плохой человек Ахмат Кадыров. Я вообще не хочу его обсуждать. Возмутительно не то, что мы это обсуждаем, а то, что Россия забыла себя и не хочет восстанавливать своих традиционных имён. Когда Белых устроил референдум в своём нынешнем городе Кирове — надо ли возвращать старое название Вятка? — большинство сказало «нет». Людям хочется жить в советском.
И. Воробьёва― Может, они привыкли.
О. Чиж― Может быть, просто бытовое удобство: паспорта, улицы, прописки…
А. Зубов― Вы знаете, если мелкие бытовые удобства, которые решаются ведь не в один день… Паспорта же все не отберут. Просто когда будет выписываться новый паспорт, будет писаться уже новый адрес с новым названием. Всё понятно, всюду так было. И у нас в стране, когда Петербург вернули вместо Ленинграда, что, у всех отобрали паспорта? Нет же, конечно. Всё осталось по-старому. И так будет в любом месте, это очевидно совершенно. Но даже мельчайшие неудобства люди не хотят во сне и лени ума предпринять, чтобы освободиться от того, что убивало их дедов и отцов, что всю Россию обескровило и сделало из растущей великой страны страной замученной, слабой сейчас, которая скатилась к уровню стран третьего мира.
И. Воробьёва― Согласитесь, что есть люди (и их довольно много), которые в корне не согласны с вами и, наоборот, считают, что не надо переименовывать назад, надо оставить. Их история — это история Советского Союза, и её тоже надо помнить.
А. Зубов― Хорошее было выражение у вас: «Согласитесь, что есть люди, в корне не согласные с вами».
И. Воробьёва― Ну, такая тавтология.
А. Зубов― Я соглашаюсь с этим, конечно. Я знаю это отлично. И мне очень больно. Мне важно не моё мнение, а важно то, что это совершенно естественное мнение для русского человека. Или мы русские — и тогда мы любим русскую историю… Мы не считаем её самой великой в мире (это идиоты только считают), но мы любим, как любят отца, мать, деда, бабку. Мы понимаем, что другие люди любят своих отцов, матерей, дедов и бабок. Но у нас эти, и мы любим их. И поэтому, если мы любим русскую историю, то мы хотим её сохранить и восстановить после тотального уничтожения русской истории в советский период. И когда есть люди, которые говорят, что этого не надо делать, значит они продолжают вот эту политику уничтожения нашей памяти. То, что таких людей много, — это говорит о том, что какая-то очень важная жила русского народа (в широком смысле этого слова, я не говорю только о русских по крови, а о гражданах России) очень сильно надорвана. И люди в лености ума не хотят знать прошлого, и не хотят тем более его восстанавливать. А коли не хотят — значит, будут оставаться в советском, и никогда не вылезут из него, и будут в такой межеумочной позиции. Вот я все свои силы трачу и как публичный человек, и как учёный, чтобы объяснить людям ошибочность всего этого; что надо действительно позаботиться нам сейчас и вернуться в наше Отечество, как позаботились болгары, сербы, поляки, собственно все страны Центральной Европы, эстонцы, латыши. А мы не позаботились, мы остались советскими людьми.
И. Воробьёва― Тут Лена пишет, что у них в Царском Селе (в Пушкине) снесли два памятника Ленину. И она пишет, что название «Царское Село» допускается, и официальное название звучит так: «Царское Село, город Пушкин», — что, как пишет Лена, вполне абсурдно звучит.
А. Зубов― Разумеется, абсурдно. Потому что можно сказать, что Александр Сергеевич Пушкин учился в лицее в Царском Селе. Это было бы прекрасно и абсолютно соответствовало бы действительности. Но сказать, что Александр Сергеевич Пушкин учился в Царском Селе, городе Пушкине — звучит по меньшей мере глупо. Поэтому при всём уважении к Александру Сергеевичу мне кажется, что город, который имеет такую историческую память, должен иметь и соответствующее название.
А.Зубов ― Советский режим альтернативен русскому, он убил русскую культуру, русских людей.
И. Воробьёва― Я просто хочу к нашему разговору слушателей подключить и проголосовать, согласны ли они с той позицией, которую высказывает наш гость: что необходимо избавляться от советского и переименовывать обратно…
А. Зубов― Восстанавливать.
И. Воробьёва― Восстанавливать ту Россию, которая была до большевиков.
А. Зубов― Я к этому добавлю ещё один момент. Там, где нет старых названий (много же новых улиц и много даже новых городов), там желательно их называть действительно выдающимися людьми России, память которых уже устоялась, — скажем, деятелями земской, городской культуры, деятелями российского демократического движения, государственнического движения, какого угодно. Вот эти люди — писатели, художники — они достойны этих имён. Где у нас сейчас город, названный именем Анны Ахматовой, Бориса Пастернака? Их же почти нет. И улиц даже нет таких. А зато Ахмата Кадырова хотим назвать.
И. Воробьёва― Давайте не смешивать сейчас эти две истории.
О. Чиж― Я бы предложила тебе, кстати, другой вариант. Вы, уважаемый слушатель, живёте на улице, название которой вам не нравится (а может быть, нравится, но её в любом случае переименуют, скажем, послезавтра). Вы бы хотели, чтобы ей вернули историческое название, или, может быть, чтобы её назвали в логике некоторых общественных лиц Санкт-Петербург именем какого-то деятеля последних 20 лет, то есть новейшей истории, неважно какого?
И. Воробьёва― Нет, мы не спрашиваем у слушателей, согласны ли они с переименованием или нет. Мы спрашиваем, куда маятник должен двигаться — назад или вперёд. Итак, давайте представим себе на секунду… У нас такой специальный эфир, где мы фантазируем. Улица, на которой вы живёте… В любом городе страны, любая улица. Вот вы живёте. Её точно, уже сто процентов переименуют, с этим мы смирились. Но вы бы хотели, чтобы её переименовали и вернули ей историческое название (если оно было), то, которое было до большевиков? Или же вы бы хотели, чтобы, наоборот, назвали бы именем какого-нибудь политика, военачальника, писателя и так далее уже последних лет? 
И. Воробьёва― Голосование уже идёт. Ещё раз. Улицу точно переименуют, но вы бы хотели, чтобы ей вернули название историческое, если оно было до большевиков, или вы бы хотели, чтобы назвали именем какого-нибудь человека, который жил там последние, не знаю, 20, 30 лет?
О. Чиж― Может быть, он что-то в вашем регионе сделал знаменательное. Может быть, для всей страны. Может быть, действительно деятель культуры.
О. Чиж― У нас как раз Борис из Перми пишет: «Советский период — огромный период нашей истории. Мы не должны его забывать. Тем более, что там было много героического».
А. Зубов― Да, героическое было, конечно, дорогой Борис, но в основном в борьбе с этим режимом. То есть люди боролись необязательно с оружием в руках. Многие боролись, сохраняя просто свою культуру, свою веру, какие-то свои семейные ценности, свои семейные предания — и это всё была борьба, это была борьба с коммунистическим режимом. Но ваш город Пермь назывался Молотов долго. Вы бы хотели, чтобы ваш город назывался Молотов? Это один из наиболее ярких советских деятелей, правая рука Иосифа Виссарионовича Сталина. Но мне кажется, что Пермский край намного больше этой правой руки, негодяя. И сам Молотов являлся, безусловно, подлецом, человеком, который подписал больше всего среди всех руководителей расстрельных приговоров. Он их даже подписал больше, чем Сталин. Можно ли имена таких людей держать? Ведь расстреливали же не просто людей (что само по себе преступно), но наших граждан, наших людей. Это всё равно, что представить себе гражданина Израиля, который поклонялся бы убийцам евреев в Холокосте. Вот так мы выглядим, когда мы поклоняемся этим людям и говорим про какие-то героические моменты. И в эпоху Холокоста были героические моменты, но они связаны, скажем, с Варшавским еврейским восстанием против нацистов (вот это героический момент), с какими-то партизанскими еврейскими отрядами, с упрятыванием тех или иных людей, детей от уничтожения. Вот это героические моменты. Но Холокост сам по себе, вернее нацистская деятельность в Холокосте — это преступный момент. То же самое и в России. Много очень было героического, много было просто прекрасного. Ахматова, Пастернак — это же прекрасно. Но не благодаря же советскому писали Ахматова и Пастернак, а против советского, и были гонимы советской властью, вы знаете, и тот, и другая.
И. Воробьёва― Спрашивают про улицы, названные в честь советских маршалов, маршалов войны.
А. Зубов― Надо смотреть, что это были за маршалы, что они делали. Если это действительно были маршалы, которые талантливо руководили войсками, которые не участвовали ни в ограблениях (многие, к сожалению, грабили по-чёрному и даже были осуждены Сталиным потом), не участвовали в совершенно каких-то отвратительных методах ведения войны. Известно, что Жуков посылал штрафбаты разминировать собой минные поля. Это тяжкие преступления. Понятно, что если люди совершали тяжкие преступления, их именами нельзя называть. А если это действительно герои войны — неважно, маршал, не маршал, полковник, генерал, офицер или солдат — конечно, надо. Это безусловные герои, память которых должна быть закреплена. Только надо очень чётко смотреть, каков этот человек: он действительно сражался против нацистов или он сражался, как какие-нибудь смершевцы на фронте, против собственного народа, против собственной армии, расстреливая в спину солдат, когда они не хотели, скажем, наступать, а им давали приказ.
О. Чиж― Останавливаем голосование. С огромным перевесом (ну, ожидаемо) побеждают те, кто поддерживают Андрея Зубова. У нас 88% считают, что нужно возвращать исторические имена улицам, и лишь 12% за то, чтобы присваивать им имена каких-то уже деятелей последних лет.
И. Воробьёва― Тут, конечно, люди пишут про свои города, про свои улицы и про, что они хотели бы, что не хотели бы. То есть всё-таки так или иначе, конечно же, люди как-то пытаются разбираться в том, на какой улице они живут, в честь кого она названа и так далее. Денис возмущается: «Улицу Большую Коммунистическую переименовали в улицу Солженицына. Он там не жил никогда. Почему не вернули историческое название?» То есть вот такие есть истории.
А. Зубов― Да. Это, между прочим, безусловная ошибка. Эту улицу назвали улицей Солженицына, потому что она ведёт к Центру русского зарубежья, который был создан во многом благодаря поддержке Солженицына. Он находится, кстати сказать, тоже на Нижней Радищевской, тоже переименованной улицей. Хотя Радищев — человек, очень уважаемый мной, но можно было найти другое место для топонима ему. Безусловно, в честь Александра Исаевича надо было назвать какую-то новую улицу, даже новый проспект, но вряд ли стоило переименовывать какую-то улицу даже с неблагозвучным названием.