Автор: Виктор Зорин
Дата: 2017-06-01 22:31

Глава первая "Письмо". В тот тихий летний вечер, когда воздух над Невой уже остывает, а солнце ещё отказывается заходить за горизонт, в дверь моей квартиры на Миллионной позвонили. Я открыл дверь увидел перед собой посыльного. - Письмо для господина Гальского, лично в руки, - с поклоном произнёс человек. - Вот мои руки, - откликнулся я, забирая протянутое письмо. На фуражке посыльного виднелся номер артели - 4. Я люблю цифру четыре за то, что она похожа на букву "ч", а буква "ч" у меня всегда ассоциируется с честностью. Готов поспорить, что если вы дадите этому малому чек на 1 000 рублей на предъявителя, он в разумные сроки доставит его по названному вами адресу. Я дал посыльному на чай за честность и отправил его восвояси. Окна моей комнаты выходят на Петропавловскую крепость. Этот величественный вид украшают живописные закаты, благодаря чему по вечерам солнце помогает мне экономить на свечах. Я вскрыл письмо ножом из слоновой кости, который подарил мне отец. На лезвии ножа искусно вырезаны две фигурки, сидящие на коленях напротив друг друга - махараджи и обезьяны. Они о чём-то размышляют. Надеюсь, что однажды этим ножом я открою письмо с удивительной тайной. Пока же - я знал это точно - я получил письмо от своей сводной тётушки или второй жены дяди Феликса - Елизаветы Кондратьевны. Дядя Феликс терпеть не мог писать письма, но обожал их надиктовывать. У себя на работе он именно так и поступал, а семейные послания поручал отправлять своей новой супруге. Письмо пахло пудрой и сладковатыми жасминовыми духами. Елизавета Кондратьевна писала: "Мой дорогой Michelle. Я уговорила твоего дядю не делать из домашнего события официальную церемонию. Мне кажется, что присутствие адвоката, которым возможно в будущем станешь и ты, слишком утяжелит атмосферу в доме. Кроме того, адвокаты ужасно скучно и долго читают. Надеюсь, что ты не будешь им подражать. Гораздо лучше было бы устроить званый обед, где каждый сможет немного отдохнуть, развлечься и провести время с пользой. Я решила собрать домашних и несколько друзей, чтобы Феликс сам, нормальным русским языком, рассказал, как он решил распорядиться имуществом и деньгами в случае (не попусти Бог!) своей смерти. Поскольку Феликс искренне принимает участие в твоей судьбе, твоё присутствие в нашем доме будет крайне желательно. Ждём завтра к трём. Всех ждёт большой сюрприз! Твоя Елизавета Лескова" Бог мой, как долго женщины доходят до сути вещей!.. А это непременное желание поинтересничать! Напишите ясно: "Ожидается прибытие индейского вождя в полном боевом облачении", и я по дороге куплю ему в подарок связку деревянных бус. Или: "Будет огромный взрыв", и я захвачу второй платок, чтоб уберечься от дыма. Но - нет: сегодня я усну на две минуты позже.

Отчего мне дорога квартира на Миллионной? Не оттого, что совсем рядом стоят дворцы, а великие князья с богатейшими людьми Петербурга живут или на моей стороне улицы, или на противоположной. Одно окно с видом на Петропавловскую крепость чего стоит!.. Есть и ещё одна приятная особенность. Я просыпаюсь довольно поздно, но не люблю просыпать. Тут мне вынь да положь выстрел петропавловской пушки. И - не абы как, а ровно в двенадцать: в жизни я уважаю точность. Опять же: не нужно просить дворника, чтоб постучал вовремя, и - как результат - не надо никому давать на чай. Кстати: на вчерашнем званом обеде у Юрловых было вдоволь еды, и посему утренний чай я проглотил, не закусывая.


Погода за окном была великолепная: солнце грело влажную со вчерашнего дня мостовую, но лужи почти пропали. Я смекнул, что в такой день лучше будет прогуляться до дядиного дома, прекрасно сэкономив на извозчике. Этот конный грабитель потребует 30 копеек, хотя я в другой конец города доеду за 20, а я буду торговаться, пока не собью цену до 10 или 12 копеек. А так я за те же деньги побреюсь, прогуляюсь да ещё и останется. Я надел котелок и прихватил зонтик: никогда не доверяю этому капризному городу! Жаль, что приходится бриться, но это очень удобно: борода не колет, не щекочет и - что немаловажно - приятно касаться девичьего лица гладкой щекой во время поцелуя. На углу Миллионной и Мошкова переулка вы не пропустите кованную вывеску, висящую на доме: мужская усатая физиономия в облаках пены, раскрашенной белой краской. Это цирюльня Пьера Дайена - милого болтуна с буйными чёрными волосами и маленькими усиками, которому я доверяю своё лицо, а иногда и причёску с пробором. - Михаил Иванович, за что нам такое счастье?! - кричит он, не давая дозвенеть колокольчику над входом и жутко грассируя. - Садитесь. Пожалуйста, - Дайен суетится, разворачивая стул, взмахивая простынями и создавая вокруг меня ветер. - Вы знаете, какое горе? - ужасается он и его отражение в зеркале. - Что случилось, Пьер, у вас кончилось мыло? - Гораздо, гораздо хуже! Умер наш великий художник. Ван Гог! - Ну он же голландец, Пьер. - Что вы говорите, Михаил Иванович? - Пьер начинает взбивать шапку мыльной пены в тазике. - Он жил и рисовал только у нас - во Франции. - Конечно, конечно. - Журчание Пьера о последних французских новостях отлично подходит для моих раздумий. Ответа не требуется: лучше не болтать, когда у носа сверкает опасная бритва. Не будем притворяться: сейчас меня волновало возможное наследство и моя доля в нём. Но не будем и обольщаться. Во-первых, дядя себя неплохо чувствовал: я видел его три дня назад. Во-вторых, я всегда завидовал Онегину: этот фантастический персонаж был наследником всех родных. Куда Евгений подевал бедных детей своей родни, Пушкин почему-то скрыл, но устроился этот франт превосходно. Мой дядя Феликс Петрович был ценен тем, что владел хлопкопрядильной фабрикой "Волховец" и поставлял свои ткани в десятки городов России. Дела шли неплохо, и модные дома столицы знали дядю и его сукно в лицо. Я же был далеко не первым и не самым близким наследником вполне здорового дяди Феликса. Вместе с ним в его доме жили дочь и сын от первого брака - Игорь и Ирина. Игорь любил играть на скачках, отчего деньги у него долго не водились. Ирина, как я знал, симпатизировала дядиному секретарю - довольно дельному молодому человеку Александру Ланге. Немецкая въедливость и аккуратность сделали его незаменимым помощником в торговле тканями. Однако Феликс Петрович не собирался отдавать Ирину замуж за безродного немца. Хотя амурные перспективы Ирины и Александра были очень смутными, мой опыт говорит, что во время взаимных симпатий деньги молодым людям всегда необходимы. Третьим моим конкурентом - или соперницей - в очереди за наследством была милейшая Елизавета Кондратьевна. Новая дядина супруга. Я не испытывал иллюзий насчёт щедрости моего родственника. Своей родной сестре - моей матери - он присылал открыточку на Рождество и на Пасху. На этом его душевное расположение исчерпывалось. В гости к нам в череповецкое имение он тоже не наведывался, ссылаясь на занятость. Мной же он интересовался только потому, что я мог стать стряпчим, полезным в его тканевом деле. Да, он давал мне немного денег просто так, пока я держал экзамены в Императорский университет. Но как только испытания завершились моим поступлением, дядя справедливейшим образом решил, что оставшееся до лекций время я с полным успехом проведу у себя на родине. Возможно вы сумели заметить, что мои перспективы в деле наследства строились на зыбких надеждах, что в один прекрасный день я так устрою дядины дела, что ему останется лишь снимать сливки со своего процветающего дела. Я умею трезво мыслить, иначе навряд ли поступил бы на юридический факультет. Честно взвесив дядину сдержанность и моё не начавшееся обучение, я пришёл к неутешительному выводу: самый толстый кусок моего наследства будет включать оплату университетского курса без затрат на жильё и возможное жалование в годы счастливой работы на дядюшку. В это мгновение я так искренне вздохнул, что перепуганный Пьер отпрыгнул, вскричав: - Я не мог вас царапать, Михаил Иванович! Я утешил моего петербургского цирюльника, что, размышляя о Ван Гоге, искренне ему посочувствовал. После случившегося Пьер провожал меня с болью в глазах. Гладкий и благоухающий, я вышел на улицу и тут же был остановлен непередаваемым запахом булочек. Наискось от цирюльни Дайена, на углу моей любимой речки Мойки, стояла миниатюрная кондитерская "Dresden", где хозяин-бельгиец Флориан Мертенс уверял посетителей, что он - лучший ученик мсье Филиппова. Что ж: булочки и пирожные зазывали ароматами куда лучше, чем фантазии Мертенса. Тут я понял, что после пустого чая, выпитого утром, мой желудок станет жаловаться до прибытия в дядин дом. В день оглашения завещания я вдруг решил себя беспричинно порадовать, и купил за четыре копейки малиново-маковое пирожное, которое таяло во рту и наполнило меня новыми силами. Идя по камням Дворцовой площади, я всегда смотрю на огромных гвардейцев в красно-чёрной форме и чёрных же косматых медвежьих шапках. Однажды мне довелось подойти к этим молодцам вплотную и оказалось, что я доставал им только до груди. С тех пор предпочитаю держаться поодаль, но чудо-богатыри вызывают у меня неизменное восхищение. Тут же, на площади, в обычные дни бегают вездесущие мальчишки-газетчики, наперебой выкликивая заголовки листков. Частенько они привирают, крича о несуществующих новостях, поэтому советую относится к ним настороженно. - Манна небесная выпала под Тамбовом! - Стамбул отказал Болгарии в независимости! - Стилет с головой змеи! Страшная тайна! Новая игрушка барона Феликса Лескова! Услышав имя моего дяди, я опешил. Он никакой не барон, но имя Феликс не так уж часто встретишь в России. Пришлось купить "Новое время" за три копейки. Я бы предпочёл журнал "Всемирная иллюстрация", но "новую игрушку барона Лескова" пропустить было нельзя.
Газета "Новое время" любила приврать, как и мальчишки-газетчики. Однако, редакция не пожалела типографского места, чтобы подробно рассказать о приобретении моего дяди. Тут уж репортёр развернулся на полную катушку. Статья называлась "Стилет с головой змеи" и была богата художественными деталями. "Недавно известный барон Феликс Лесков приобрёл знаменитый стилет с головою змеи на рукоятке и двумя крупными изумрудами на месте змеиных глаз. Наше доверенное лицо сообщает, что редкое оружие стоило барону почти целого состояния. Ценность же оного стилета в том, что именно им был зарезан король Франции Генрих III Валуа. Здесь мы дадим нашим почтенным читателям историческую справку. В мрачные времена французского средневековья одна религиозная война сменяла другую. Время, о котором у нас идёт речь, острословы назвали "войной трёх Генрихов". С одной стороны бились католики под эгидой братьев Гизов, а с другой - протестанты во главе с королём Генрихом III и Генрихом Наваррским Бурбоном.



Католики убедительно побеждали, и Генрих Гиз Лотарингский, по прозвищу Меченый из-за ужасного шрама на лице, занял столицу - Париж. Он уже мнил себя королём Франции. Полгода спустя под предлогом подписания мира коварный Генрих III созвал всефранцузское собрание в своей резиденции в Блуа. Доверчивый герцог Гиз прибыл на переговоры. В одном из коридоров замка Блуа гвардейцы короля подло напали на герцога. Они нанесли ему кинжалами несколько смертельных ударов и перебили охрану. Но и этого Генриху III показалось мало. На следующий же день по его приказу гвардейцами был убит кардинал Людовик Лотарингский - брат Генриха Гиза Меченого. Услышав эту страшную весть, Папа Римский Сикст V проклял убийцу. Узнав о проклятии Папы, молодой монах Жак Клеман поклялся отомстить королю. И преданные папскому престолу люди стали подготавливать заговор. Жестокое убийство Гизов не помогло Генриху III занять Париж, - он продолжал копить силы для штурма в парижском предместье Сен Клу в королевском замке Екатерины Медичи. Здесь он и получил прошение Жака Клемана встретиться, чтобы передать письма сторонников Генриха III, томящихся в плену у католиков. Легенда рассказывает, что сам Сикст V вручил монаху стилет с рукояткой, украшенной змеиной головой с изумрудами вместо глаз, и благословил на подвиг. Для верности Жак Клеман прихватил с собою несколько писем от роялистов, которые папские писцы искусно подделали. 1 августа 1589 года Клеман прибыл на аудиенцию к королю, глубоко спрятав стилет в складках рыжей монашеской рясы бенедиктинца. Войдя в зал для приёмов и поприветствовав Генриха, он подошёл к нему и протянул заготовленные письма. - Ваше Величество, Высокочтимый Сир, - произнёс он. - В бумагах сих спрятаны тайные сведения, кои должны касаться лишь вас и больше никого. Охрана короля по знаку Генриха отступила на несколько шагов, дабы не иметь возможности случайно заглянуть в письма. Король принялся их читать. Клеман, видя, что тот отвлёкся, выхватил из-за пазухи стилет и вонзил его Генриху в живот, распоров до груди. Охрана же как будто ничего не замечала. Король вдруг начал оседать, и не упал, лишь опёршись о стоявший рядом стул. Он пришёл в себя и вскричал: - Убил!.. Этот подлый монах убил меня! Убейте же его!.. После чего у Генриха достало сил вытащить из раны стилет и ткнуть им в голову Клемана, который оцепенел от происходящего. Стилет рассёк монаху бровь и лоб. Тогда он очнулся и с лицом, заливаемым кровью, бросился к выходу из зала. Генрих с ужасом взирал на свою рану, сочившуюся кровью, и вывалившиеся из распоротого живота внутренности, и стонал от ужасной боли. Он присел на стул, но не удержался и тут же упал на пол. Однако он успел увидеть, как два его телохранителя пронзили шпагами монаха-убийцу, так и не добежавшего до дверей. Генриха бережно отнесли на кровать, и королевские лекари зашили ему живот. Но проклятие делало своё дело. Той же ночью в муках король скончался, объявив наследником трона Франции Генриха Наваррского. Так стилет с головой змеи стал орудием папского проклятья. Новый владелец стилета барон Феликс Лесков отказывается публично демонстрировать оружие баснословной исторической и художественной ценности." Оказывается, мой скучный дядюшка Феликс способен меня поразить. Я поймал себя на том, что стою, как вкопанный, у Александрийского столпа. Этому репортёру далеко до графа Толстого, но писать жуткие истории, как Эдгар По, он горазд. Порыв ветра тащил по мостовой какую-то бумажку, и я отправился вслед за ней по направлению к Александровскому садику, засунув газету в карман сюртука. Впечатлённый только что прочитанной статьёй, я размышлял, отразилась ли "баснословная ценность оружия" на состоянии дядюшки или нет. Несложно догадаться, что такую драгоценную вещь я никогда не получу в наследство. Для молодости нет неразрешимых проблем, поэтому я решил, что в скором времени узнаю, чем мне грозит "игрушка барона Лескова". У фонтана, обдававшего гуляющих свежестью, как всегда толпились барышни, дети с боннами, и играл военный оркестр. Я взял темп трогательного военного марша и довольно быстро добрался до Сенатской площади. Вдоль Адмиралтейского бульвара, как вы знаете, стоят киоски, торгующие пряниками, молоком и лимонадом. Там я и заприметил милую цветочницу. Должен сознаться, что я профессионально хожу в гости. Денег для житья в столице, как правило, не хватает, поэтому расширяя свои знакомства, можно и вкусно поесть, и порадовать окружающих умением танцевать, играть на гитаре или составить партию в бридж. Два главных правила гостя: приятно выглядеть и приятно пахнуть. Со вторым правилом я блестяще справился у Поля Дайена. Первое правило обязывало меня купить цветок в петлицу и почистить обувь. Туфли мне начистил до солнечных зайчиков один старик с малороссийскими унылыми усами, сидящий недалеко от фонтана. А из многочисленных цветочниц я всегда стараюсь выбирать самую симпатичную. - Откуда ты, прекрасное дитя, - спросил я юную особу. - Не шутите, барин, - улыбнулась она, опуская глаза, но не забывая постреливать ими исподтишка. - Дай-ка мне анютиных глазок в петлицу. Тебя не Анюта зовут?.. - Конечно нет, барин. Я - Варвара, - и она приподнялась на цыпочки, чтобы вставить мне цветок в петлицу. О, как я люблю такие мгновения! Я чувствовал тепло девичьего тела и запах цветов! Я дал ей больше денег, чем следовало...

Когда я стану богат и независим, прихожая в моём доме будет не меньше, чем у дяди Феликса. В доме Лесковых меня встретил Ерофей, дворецкий Лесковых. Он почтительно поприветствовал меня так, что два его рыжих бакенбарда, похожие на клыки моржа, упёрлись в парадную ливрею. Елизавета Кондратьевна любит иностранные слова, и посему прихожая зовётся по-английски «холл». Дядюшкина жена любовно обустроила холл огромным зеркалом, лосиными рогами, вместо вешалок в гардеробе, двумя кадками с небольшими деревьями и плетёными корзинами для зонтов и тростей. Я вставил свой любимый зонтик в одну из корзин, туда же засунул газету с шедевром пера и повесил котелок на чей-то бывший рог. Почти сразу появилась хозяйка — дама, приятная во всех отношениях. Её рыжие волосы, собранные в высокую причёску, притягивали взгляд. Что-то детское в открытом, улыбающемся лице делало её моложе своих двадцати шести лет. Сегодня она была в пышном лиловом платье с оборками, большим бантом на турнюре и аппетитным декольте. Я всегда с удовольствием смотрю на неё и думаю, что в этом браке дядюшка не промахнулся. Она проворковала слова приветствия, дала мне поцеловать ручку и, когда я наклонился, громко прошептала: - Феликс привёз стилет, которым убили Генриха Французского! Я выпрямился: она смотрела на меня круглыми глазами, сияя восторженной улыбкой. - О! - вымолвил я, вложив в эту букву изумление и радость. Я не мог лишить свою тётю удовольствия поразить меня до потери речи. Она насладилась произведённым эффектом и повела меня в гостиную, шурша юбками и оставляя за собой аромат жасмина. Чтобы гости ненароком не заскучали, Елизавета Кондратьевна старается придерживаться плана даже в мелочах. В этом они схожи с дядей Феликсом с той только разницей, что дядя планирует доходы, а жена его — развлечения и расходы. Порядок дня был таков: сперва обед порадует гостей и домашних, а дядюшка в застольной речи расскажет о своём сокровище-стилете. Затем реликвия будет продемонстрирована публике. В заключение члены семьи узнают, что Феликс Петрович задумал оставить им в завещании, переговорив с каждым лично в своём кабинете. Хотя я нисколько не опоздал, веселье было в полном разгаре. Желая придать благородному собранию домашние черты, Екатерина Кондратьевна исключила из плана торжественные выходы камердинера Ерофея с патетически произнесёнными званиями гостей, вроде «Женераль Тюфяков с супругою и детьми!» и тому подобное. Мы вошли в гостиную, и она тут же оставила меня, приободрив словами, что я уже взрослый мальчик. Я не стал спорить и направился к парочке, сидящей у рояля. За инструментом сидела моя кузина Ирина и что-то рассеяно играла. Рядом с ней пытался сыпать комплиментами Егор Федотыч Кудасов — крупный чиновник полиции. Этому странному знакомству наша семья была обязана дядюшке Феликсу, который считал, что состоятельному человеку полезно иметь в друзьях кого-то из полицейского управления. Егор Федотыч умел вести себя в обществе, но я всегда считал его себе на уме. Ирина была чем-то сильно расстроена, - я заметил это по сосредоточенному взгляду и слегка невежливому игнорированию комплиментов Кудасова. Она улыбнулась мне на мгновение, но не прекратила играть. Я было думал, что она играет пьесу под названием «Чижик-пыжик заболел», однако на пюпитре стояли ноты «Польки-пиццикато» Штрауса. Егор Федотыч горячо пожал мне руку, улыбаясь в пышные усы. Все знали, что усы Кудасова — предмет его гордости: такие же пышные, как у Бисмарка, но завитые по-русски колечками. Кажется, равнодушие Ирины его ничуть не обескуражило. Я подозреваю, что под крылом рояля он пытался избежать общения со своей женой. У окна стояли мой кузен Игорь и супруга полицейского чиновника— Амалия Борисовна. Это была замечательная в своём роде женщина. Женщина-настроение. Если она приходила на «дивертисмент», как говорит Екатерина Кондратьевна, или — попросту — для развлечения, вся энергия её была направлена на то, чтобы получить удовольствие. Она лучилась улыбками и смеялась по поводу и без. Видел я её и в день похорон первой дядиной жены: это было воплощение скорби. Её рыдания стали фоном для всего печального действа. Сегодня её радость обрушилась на Игоря, поскольку благоразумный муж сбежал к Ирине и к роялю. Мы знали, что Егор Федотыч взял в жёны Амалию Борисовну не за красивые глаза: глаза у неё были чуть навыкате, рот и зубы — крупноваты, фигура отсутствовала, но было неоспоримое достоинство — приданое. В наш век довольно часто достоинство это важнее любви. Кузен терпел восторг собеседницы только из-за хорошего воспитания, но и оно быстро сдавало позиции под натиском госпожи Кудасовой. Игорь смотрел в окно, боясь встречаться глазами с Амалией Борисовной. Заметив моё появление, он обрадовался возможности спихнуть на меня весёлую гостью. - Мой бедный брат Михаил! - подтолкнул он меня навстречу Амалии Борисовне, продолжая трясти мою руку, чтоб я ненароком не сбежал. Вообще-то, кузен Игорь — неплохой человек, но, встречая меня, он сыплет колкостями и шутками в мой адрес. Я не даю себя в обиду, однако братское, как он полагает, подтрунивание уже вошло в его привычку. - Давно ли мы видели его вот таким? - показал он полметра от пола. Я видел, что Амалия Борисовна уже готова излить свою радость на меня и, галантно кланяясь, парировал: - Да, я немного вырос с нашей последней встречи. Прошу извинить: я должен поздороваться с гостями, - и оставил Игоря наедине с судьбой. Правда и он не терялся, и с криком: «Ирина, сыграй же наконец мазурку, а не похоронный марш!» бросил свою даму и проворно спрятался за рояль, перебирая ноты. Амалия Борисовна, решив, что веселье набирает градус, устремилась за ним. На красной оттоманке с кривыми барочными ножками я застал лучшую подругу Елизаветы Кондратьевны - mademoiselle Кати Бенуа. Кати — давняя знакомая семьи Лесковых. Ей оказывал покровительство в делах сам Феликс Петрович, который, насколько я знаю, предпочитает вести дела с мужчинами. М-lle Бенуа возглавляет петербургский модный дом «Брюссель», весьма популярный среди петербургского света. Особенно, среди состоятельных дам. А начинала она свою головокружительную карьеру простой модисткой. Кати всегда ярко и модно одета. Не секрет, что таким образом она рекламирует наряды своего модного дома. Сегодня на ней было алое шёлковое платье с белыми фестонами и весьма нарочитым турнюром. А белый волнистый воротничок многозначительно уходил в глубокое декольте. Даже втайне завидовавшие дамы признавали, что Кати Бенуа, не обладая совершенной внешностью, обладает тайной женственности. Мужская половина света была с этим согласна, и я в их числе. Я поцеловал Кати руку, а она заглянула мне в душу своими карими глазами. - Любезная Кати, цвет вашего платья напоминает мне весенний восход! - тут надо отметить, что наша законодательница мод запрещает называть себя по имени-отчеству. Она ответила мне глубоким контральто: - Вы были бы великолепны, Мишель, если б не разбрасывались комплиментами. Впрочем, барышням только этого и надо. Вот так она поставила меня на место. Интересно, отчего она не выходит замуж? Ищет ли мужа по уму или по деньгам? Правда и у m-lle Бенуа был недостаток: неблагородное происхождение. Я знаю, что в наше время на это смотрят не так уж строго, и даже графы иногда ухитряются связать свою жизнь с балериной. Но предрассудки ещё никто не отменял: многие браки расстроились из-за протеста родных. Завидное общество этой дамы с удовольствием разделял уже знакомый мне Иван Сергеевич Веригин. Этот крупный, полный мужчина из-за своих усов и круглого лица напоминал мне известный портрет Бальзака. Не знаю, насколько был деятелен Бальзак, но Веригин славился неторопливостью и основательностью. С дядей Феликсом он сошёлся потому, что занимался коллекционированием холодного оружия. Дядя, что ни говори, был новичком в этом деле. В его коллекции было штук шесть стилетов, но большой ценности они, в сравнении с коллекцией Веригина, не представляли. Другое дело — стилет, которым был убит Генрих III. Тут дядя обскакал Ивана Сергеевича: подобной редкости у него никогда не было. Веригин встал и душевно сжал мне руку обеими руками. При этом он так тепло улыбался, что сходство с добрым Бальзаком было необыкновенное. Сегодня все так были рады моему приходу, что я стал побаиваться, не кроется ли здесь подвох. Предчувствия меня не обманули.
Моя вторая тётя, без сомнения, знала, как добавить оживления в раут. Она с хитрой улыбкой подплыла ко мне и легонько потащила за локоть: - Пойдёмте, Мишель, я представлю вас замечательному знатоку древностей. Только при встрече я понял, какого она ожидала эффекта, и отчего некоторые гости улыбались, поглядывая на нас. Елизавета Кондратьевна подвела меня к высокому, крепко сбитому лощёному господину. На вид ему было лет тридцать, но я мог и ошибиться: рассекающая бороду вертикальная полоска седины делала его старше своих лет. Коварные улыбки доброхотов сейчас же стали мне понятны: в петлице его смокинга красовался цветок анютиных глазок. Точно такого сине-жёлтого колера, как и в петлице моего костюма. - Михаил Иванович Гальский — племянник Феликса Петровича. - тётя наслаждалась ситуацией. Я поклонился, тщетно придумывая выход из конфуза. - Лев Николаевич Измайлов - наш хороший знакомый, интересующийся редким оружием, и обладатель дюжины талантов. - Господин, ничуть не смущаясь, поклонился в ответ и улыбнулся. Лиса Елизавета испытующе разглядывала нас обоих. Я решил брать быка за рога, а затем спросить быка, как он себя чувствует: - Похоже, что нас околдовала одна и та же цветочница... Он ответил мне широкой улыбкой, отчего у глаз появились лучики-морщины: - Похоже, что мы оба в ордене поклонников анютиных глазок. Мне кажется, что в нашей Анюте есть что-то от Дульсинеи. - Чудесно, господа! - Елизавета похлопала нам, невзначай продемонстрировав собравшимся изящные руки в длинных лиловых перчатках. - А теперь: прошу всех в столовую! Прошу-прошу!.. - приговаривала она, маня гостей высоко поднятой рукой. Дядя Феликс со своей молодой женой замыслили этот обед, как триумф. И, надо признать, им это удалось. Хозяин дома встречал благодарную публику во главе стола. Гости радушно здоровались с ним, он что-то отвечал, но было ясно, что всё внимание присутствующих занимает футляр из красного дерева, лежащий по правую руку от триумфатора. Феликс Петрович Лесков выглядел, как на параде: сухощавый старик в чёрном костюме и чёрном галстуке — он стоял очень прямо, хотя и не был офицером, как мой отец. Пробор посередине его светлых редких волос поблёскивал так же, как и его пенсне на тонком шнурке. Кончики длинных усов располагались точно параллельно полу. Как вы догадались, вместе со мной было шестеро гостей, и я из природной скромности и с расчётом подчеркнуть родство замыкал шествие приветствующих цезаря. - Рад вас видеть в добром здравии, дядюшка! - воскликнул я, протягивая руку, и ничуть не покривив душой. - Молодец, молодец, что пришёл! - отозвался он своим низким голосом и, похлопывая меня по плечу, неожиданно наклонился и коснулся щекой моей щеки. Это было поразительно для моего скупого на чувства дяди, и мне показалось, что родственные узы кое-что для него значат. Теперь мне удалось вблизи рассмотреть футляр, в котором, несомненно, прятался стилет. Изящная вещица вишнёвого цвета с прямыми рёбрами крышки и лёгким изгибом основания опиралась на стол четырьмя золотыми лапками. Прихотливо скрученная стальная ручка крепилась к крышке двумя золотистыми шариками. Накладка замочной скважины также была отделана позолотой. Своей щедрой основательностью футляр произвёл на меня благоприятное впечатление и напомнил по форме вытянутый ковчежец. Дядюшка поймал мой взгляд, положил на футляр сморщенную руку и посмотрел на меня с многозначительной улыбкой. Это была его добыча, его миг торжества. Дам сегодня не хватало. Четыре против шести. Именно поэтому я и Лев Николаевич оказались за столом рядом. Слева от меня сидела Ирина, чему я обрадовался, поскольку не хотел пикироваться с моим дорогим кузеном Игорем. Он добр ко мне tête-à-tête, но невыносим на людях. Я положил себе три вида разноцветных салатов, три вида закусок, прислушиваясь к разговорам и потягивая аперитив «Габриэль». Ирина же почти ничего не ела, и я размышлял, что же у них с дядей стряслось. Её светло-зелёное платье с пышными рукавами и белым жабо, казалось, подчёркивало бледность лица, обрамлённого русыми волосами. Она была всего лишь на год старше меня, и я искренне ей сочувствовал. Сегодня я не встретил дядиного секретаря — Александра Ланге, а ведь его всегда приглашали на семейные торжества. Отсюда я сделал вывод, что либо Ланге себя плохо чувствует, либо что-то плохое чувствует к нему дядюшка. Последняя догадка была вернее, и я не решился задать Ирине вопрос об этом. Пустое кресло в конце стола словно подчёркивало, что кого-то не хватает… Неожиданно Лев Николаевич обратился ко мне: - Я вижу, вы голодны, - произнёс он тихо. Мне было неприятно, что он проник в мою тайну: с утра я действительно, ничего, кроме пирожного, не ел. - У дяди неплохо кормят, - отозвался я.- И поят. - Да-да, неплохо, - он просиял мне открытой улыбкой. - Отлично! Но я вдруг разозлился: - И проявляют такт по отношению к гостям! Измайлов вынул из петлицы цветок и положил на стол. Меня этот поступок удивил и почему-то успокоил. - Я не хотел вас задеть, - с сожалением в голосе сказал Измайлов. - Моя беда и достоинство в том, что я многое подмечаю. Прежде этого требовала моя профессия, а теперь это вошло в привычку. Вы знаете старый русский гимн?.. И, не дожидаясь ответа, он тихо запел красивым баритоном: «Коль славен наш Господь в Сионе, не может изъяснить язык, Велик Он в небесах на троне, в былинках на земли велик.» - Лев Николаевич звякнул кончиком вилки по бокалу. - Меня увлекают былинки жизни, - заявил он и обезоруживающе улыбнулся. Я вдруг почувствовал, что ранее никогда не встречал такого необычного и занимательного человека. И решил спросить, что ж за профессия у него была?