Владимир Леви, известный советский и российский врач, психотерапевт, психиатр, практический психолог, писатель, репатриировался в Израиль.В основном благодаря ему  в Советском Союзе узнали о такой науке как психология. Он дал интервью израильским средствам массовой информации, где рассказал о советском времени, своих ощущениях и воспоминаниях. Отрывки из данных материалов и беседы, мы публикуем на нашем сайте.

 

"Психологии как таковой в Советском Союзе существовать было не должно – особенно практической психологии. Это было видение вышестоящих. И ее как науку и практику, помогающую людям, начали душить достаточно рано – уже в середине 20-х годов, когда все должно было стать сначала марксистским, потом марксистско-ленинским и наконец, ленинско-сталинским. Когда Сталин пришел к власти, психология заглохла почти совсем. Две вещи могут обозначить начало скукоживания советской психологии как науки и практической дисциплины. Смерть Бехтерева, которого, скорее всего, отравило ЧК после того, как он поставил Сталину знаменитый диагноз "паранойя". Как выяснилось, это был диагноз не только Сталину, но и всему, что произошло с Советским Союзом на долгие годы. И продолжается даже сейчас – мы наблюдаем рецидив массовой паранойи, рецидив "совка". Но живую мысль истребить невозможно. Первые годы советской власти дали несколько мировых фигур. Это Бехтерев, великий исследователь мозга, невролог, могучий психотерапевт, гипнолог, психолог. Одна его книга "Внушение и его роль в общественной жизни" и сейчас должна изучаться как азы социальной психологии. Были такие мощные фигуры как Лурия и Выготский, который умер в самом начале сталинских репрессий. Такое ощущение, что это было психосоматическое самоубийство: он знал, что у него туберкулез, и не лечился. А Александр Романович Лурия дожил до 1977 года. Он занимался нейропсихологией. Эта специальность была на грани клинической, и поэтому его не трогали. Был Борис Герасимович Ананьев, который, несмотря на свою русскую фамилию, был человеком армянских кровей. Это фигура очень значительная, но очень сложная. Он создал школу питерских психологов, до сих пор есть его ученики. Он занимал двойственную позицию – старался и вписываться в советскую власть, и отмежевываться от нее. Были и другие значительные фигуры – Лев Рубинштейн, Алексей Леонтьев, Владимир Зинченко. Но все они больше уходили в сторону теории, жизненной практики вплотную не касаясь. Пытались как-то сосуществовать с идеологическим монстром.

Практиковался ли психоанализ?

Психоанализ придушили довольно рано. А ведь до советской власти выпускалась масса популярных работ по психоанализу – поначалу перепевы Фрейда, затем оригинальные. Но потом на психоанализ особо рьяно накинулись, как и на педологию. Слово это звучит не очень красиво, но на самом деле это наука о детях, по преимуществу об их психологии. Психоанализ очень скоро был просто запрещен.

Но нелегально его практиковали?

Я даже не знаю… Понимаете, когда работаешь с человеком, просто невозможно не заниматься и психоанализом тоже. Ведь психоанализ – это разные пути углубления в бессознательное, в подсознание. Это можно называть по-разному. Был выдающийся грузинский психолог Узнадзе, у него была целая школа "психологии установки". А фактически это было исследование разных подсознательных механизмов. Не то, конечно, что у Фрейда – о сексуальности речь вообще не шла. Сейчас психоанализ очень многообразен. Он уже подобен религии: есть ортодоксальный фрейдизм, есть куча ересей и множество критиков и ниспровергателей. Наиболее здравые умы стараются не выплескивать ребенка вместе с грязной водой. Вот, например, что писал о психоанализе великий русский мыслитель Николай Бердяев, покинувший Россию после революции: "У Фрейда нет психиатрической затхлости, у него есть свобода и дерзновение мысли. Фрейд научно обосновывает ту истину, что сексуальность разлита по всему человеческому существу и присуща даже младенцам. Он колеблет обычные границы нормально-естественной сексуальности. Он научно-позитивно обосновывает некоторые гениальные интуиции Вейнингера, хотя дух их есть разный"…Сейчас в России психоанализ выпрыгнул как черт из табакерки. Очень много шарлатанства, любой может назвать себя психоаналитиком, повесить на стенку дипломы. А чтобы быть серьезным психоаналитиком, нужно долго и упорно учиться, и очень важно иметь медицинское образование – ведь ты лезешь глубоко вовнутрь человека, в тайное тайных его естества... И, само собой разумеется, требуется быть человеком совестливым, а не психо-бизнесменом. Настоящих психоаналитиков, соответствующих этим критериям, в мире мало.

Вы один из первых советских сексологов. Была ли эта проблема, учитывая пуританскую политику партии и правительства?

Прежде всего, должен вас поправить: никакой я не первый сексолог – потом меня стали так называть… Сексологии в СССР не было, а проблема была, и еще какая. Политика была отнюдь не пуританской, а ханжески-людоедской. "У нас секса нет" – вот и весь сказ! Зато в постсоветской России он расцвел пышным светом, хоть святых выноси, их уже и вынесли, и далеко.

Ощущение безвременья как-то повлияло на ваше решение переехать в Израиль?

Это решение зрело у меня очень давно, с первой поездки сюда еще в конце 90-х. В 2006 году я провел тут серию выступлений с тренингами в нескольких городах. Приезжал и еще несколько раз, и при всем том, что Россия осталась для меня не чужой, а родной, все сильнее ощущал своей страною Израиль. Бывает же, что отец и мать живут далеко друг от друга и могут не ладить... Главный мотив репатриации – малыши, которых вы сейчас видели, мои младшие детишки, еврейские мальчишки трех и полутора лет, я их привез сюда, здесь им тепло и хорошо. Пока еще я в Израиль не "переехал" в буквальном и полном смысле, мосты за собой не сжег – но уже чувствую себя здесь не чужим, хотя иврита для общения еще нет, и житейски многое трудно и непонятно. Бесконечно интересно мне здесь, бесконечно драгоценно приобщение к родовому древу, и хочется не только получить, но и отдать – сделать для страны что-то важное. Больше всего волнует тема воспитания детей, образования. Ведь именно от этого зависит, быть Израилю или не быть, будет ли народ не просто выживать, но развиваться, а без развития – не только экономического! – невозможно и выживание.

Можно ли сравнить две системы воспитания детей, советскую и израильскую?

Это как раз самая животрепещущая тема для меня, снова молодого папашки. Тема ближайшего изучения, как медики выражаются , "ин ситу" – на месте. Не имею пока права судить о том, что здесь происходит – информации недостаточно. Численно маленький Израиль очень ментально многообразен, соответственно, можно думать, и модели воспитания, семейного прежде всего, в нем присутствуют разные, со многими противоположностями. В детских садах и школах, как мне жаловались, остается, как и в России, много совка, подчас довольно вульгарного. Но при этом, по крайней мере в светском Израиле, о котором я успел получить некоторое представление, дети чувствуют себя свободнее и более согреты любовью и заботой, чем в малоприветливой северной державе – в этом можно убедиться на любой детской площадке. Как семейный психотерапевт, знаю, однако, что в любой стране для каждого отдельного ребенка мир отношений, влияющий на него и входящий ему в душу, специфичен именно для этой семьи и разный для каждого конкретного ребенка. У каждого своя жизненная ситуация.

Можно ли поставить психологический и психиатрический диагноз не только человеку, но и обществу? Сравнимы ли Израиль и Россия?

Ставить диагнозы обществу ныне модно, я и сам, каюсь, приложил к этому руку. Любому обществу можно ставить много диагнозов, и психологических, и психиатрических, если только понимать, что диагнозы такие – не более чем аналогия или метафора диагнозов индивидуальных, клинических, – род игры ума, иногда, правда, вполне уместной. При такой постановке вопроса лучше применять термин не "общество", а "масса", "толпа". Бывают , например, массовые панические атаки, бывают массовые паранойи – как в СССР и, увы, все в большей степени и нынешней России – рецидив параноической матрицы. Это и гонит оттуда тех, кто боится за своих детей и хочет жить по-человечески, а не рептильно. Бывают и массовые состояния, сравнимые с манией величия – как в гитлеровской Германии и опять же в СССР, бывают и состояния, сравнимые с клиническим слабоумием. Но важно помнить, что даже в самых тоталитарных странах, казалось бы, подчистую ментально нивелированных катками пропаганды и топорами террора, сознание людей никогда не бывает абсолютно однородным – всегда и везде есть альтернативное меньшинство, сохраняющее адекватность и здравый смысл, ум и совесть. Именно сознание такого меньшинства только и можно считать общественным сознанием как таковым, а все остальное относится к области бреда. Что до сравнения Израиля и СССР – то кто-то зло пошутил, что от рухнувшего СССР осталась одна республика, шестнадцатая, и называется она Израиль. Я тоже местами узнаю здесь родной совок, и это не всегда радует.

Кем себя ощущаете сейчас?

Здесь, как и в России, со времен пробуждения самосознания – евреем, следовательно человеком. Человеком, следовательно евреем. Именно российским евреем и российским человеком. От этого никуда не денешься, как я заметил тут, даже после нескольких десятилетий пребывания израильтянином. Ментальная родина тех, кто прожил в России больше двенадцати-тринадцати лет и владеет ивритом абсолютно свободно – все равно русский язык, даже и подзабытый. Мечтаю, чтобы мои книги перевелись на иврит израильтянином, носителем языка. А то немного обидно: книги переведены на 26 языков, в том числе на арабском в Сирии издана "Охота за мыслью", первая моя книга, спустя сорок лет после ее выхода, а на иврите еще ни одной".