Будни новониколаевского обывателя (февраль – октябрь 1917 г.)



Автор: Кокоулин В.Г.
Дата: 2014-07-06 01:56
Дефицит продуктов, очереди, спекуляция, равнодушие обывателя ко всему, кроме собственного выживания – характерные черты повседневной жизни в Гражданскую войну. В основных чертах эта повседневность сформировалась в годы Первой мировой войны. Но если царскому правительству ещё удавалось поддерживать жизнеобеспечение населения на минимальном уровне, то революция, разрушив старый аппарат власти, не смогла организовать эффективный механизм распределения скудных ресурсов. Накануне Февральской революции жители Новониколаевска смотрели в первом электротеатре Махотина «очень интересную программу из последних новостей «Судьба как смерть неотвратима» – драму из трёх частей «разыгранную знаменитыми артистами», в «первоклассном электротеатре «Гигант» – вторую серию «захватывающей сенсационно» художественно-исторической драмы в шести частях «Стенька Разин» [1]. Ничто не предвещало перемен. Но 3 марта утром новониколаевская газета «Голос Сибири» вышла с крупными заголовками: «В Петрограде, Москве и других крупных городах восстание. Создание временного революционного правительства», «Аресты высших реакционных сановников, чинов наружной и тайной полиции и жандармов», «В Москве власть перешла в руки революционного народа и войск», «В Петрограде образован Совет рабочих депутатов», «Императрица Александра Фёдоровна вступила в переговоры с Временным правительством», «В Царскосельский дворец вошли солдаты» [2].

 

Началась новая эпоха, приведшая в итоге к катастрофе. Но тогда, в марте 1917 г., никто не мог представить себе её масштабов. Март 1917 г. – время митингов. Если фронтовые новости давно уже никого не интересовали, то образование новой власти и связанные с ней надежды на улучшение жизни привлекали на митинги сотни людей. 3 марта весь вечер в городском корпусе проходил митинг, затянувшийся до двух часов ночи. В резолюции митинга было записано: «Поручить местному комитету охраны порядка и безопасности предложить Новониколаевскому гарнизону немедленно дать торжественное обещание служить новому революционному правительству». Кроме этого было решено организовать народную милицию, разоружив полицию и жандармов, удалить из состава Городской думы и городской управы гласных-черносотенцев. А. Ф. Керенскому было послано приветствие «по поводу его заявления о необходимости введения республиканского образа правления в России». 4 марта в третьем часу дня к Городскому корпусу стали прибывать воинские части. Корреспондент газеты «Свободная Сибирь» так описывал это событие: «Толпы народа двинулись к площади; магазины быстро закрылись; город имел праздничный вид. К войскам вышел Комитет общественного порядка и безопасности и приветствовал войска. Грянула военная музыка; многотысячная толпа совместно с войсками покрывает звук оркестра восторженными криками» [3].  О событиях тех дней вспоминал один старожил: «Улицы заполнились народом. Шёл лёгкий снежок. Чувствовалась оттепель, близкая весна. На улицах толпы людей. Настроение неопределённого праздника. Прекратились занятия в учреждениях. Служащие вышли на улицы. Поздравления, смех, крики ура. Кое-где замелькали красные флаги, хотя никто ничего ещё не знал определённого, точного, но уже звучали слова: “Восстание! Революция! Долой царизм!”. Ни городовых, ни жандармов. Будто их даже не было никогда. И как-то само собой люди устремляются к цирку. Его двери открыты, все входят туда. Там на арене стоит деревянный ящик. На него поднимаются ораторы, куда-то зовут, к чему-то призывают. И все кричат ура. Вот поднимается человек и всё затихает. Человек держит в руках пачку телеграмм. Он оглашает их. Это первые подлинные документы о революции, о свержении самодержавия. Снова крики ура. Вспыхивает песня: Вихри враждебные веют над нами… Темнеет, но улицы полны народа. Горят тусклые огни фонарей. Никто не хочет расходиться по домам» [4].  В эти же дни в Новониколаевске открылся готовившийся до революции съезд уполномоченных кредитных и ссудно-сберегательных товариществ Новониколаевского района. Съезд был приурочен к годовому собранию и открытию собственного трехэтажного дома. Г. Е. Дронин в своих воспоминаниях рассказывал: «Открытие началось традиционным молебном. Но молебном необыкновенным: священник начал со слов о “необычайной радости избавления народа и церкви от полицейско-деспотической тирании”. Далее шла ектения без “царствующего дома”, а с введением “поборниками народной свободы” и, наконец, “вечная память павшим в борьбе за свободу и многая лета здравствующим борцам за народное дело» [5].  9 марта с 7 часов утра вокзал был переполнен многочисленной публикой. В 9 часов утра к вокзалу быстро подошёл поезд. В вагоне II класса ехала «бабушка русской революции» Е. К. Брешко-Брешковская. Вагон был украшен красным флагом. Оркестр военной музыки исполнил Марсельезу [6]. К вокзалу была подана тройка в роскошных санях, убранных коврами, с председателем Кредитного союза на козлах, вместо кучера. Брешковская посетила собрание уполномоченных Кредитного союза и вместе со ссыльными, оказавшимися на съезде, сфотографировалась. Г. Е. Дронин иронизировал: «Получился конвеер на съезде кредитной кооперации: поп прокорректированной “революционной” ектенией, председатель Кредитного союза Ирисов, он же до Февраля 1917 г. чиновник, правительственный инспектор, в качестве кучера бабушки русской революции, сама Брешковская и плеяда ссыльных около неё. Всё это прикрывалось торжественностью в честь революции» [7].  Посетила Елена Константиновна и Комитет общественного порядка и безопасности. Она разъясняла собравшимся: «Старая власть свергнута и мы вступили в новую эру общественной жизни, а поэтому наша задача заключается теперь в том, чтобы приложить все усилия к тому, чтобы этот новый порядок закрепить за собою; конечно, для это мы всегда должны быть настороже, как революционеры. И наша главная задача настоящего момента то, чтобы напрячь все усилия в нашей творческой деятельности к новому свободному государству». На следующий день в особом вагоне, украшенном цветами и лентами, вместе с политическими каторжанами Новониколаевской тюрьмы она отправилась в Петроград. Её провожала «многочисленная публика, среди которой были учащиеся среднеучебных заведений и высших начальных училищ с преподавательским персоналом во главе» [8]. Новая жизнь ощущалась и в смене власти. 3 марта экстренные заседания различных общественных организаций избрали делегатов в сформировавшийся Комитет общественного порядка и безопасности. Вечером в здании биржевого комитета прошло первое заседание Комитета. В этот же день прошли выборы в Новониколаевский городской Совет рабочих депутатов.

 

Комитет общественного порядка и безопасности постановил арестовать полицию и жандармерию и передать их в распоряжение коменданта для зачисления в армию. В ночь с 7 на 8 марта они были арестованы. Газета «Свободная Сибирь» информировала читателей: «В первом часу ночи комиссар полиции в сопровождении войск арестовал полицмейстера Бухарновского и помощника полицмейстера и несколько городовых. В сыскном отделении задержаны 2 сыщика, околоточные надзиратели – Киреев и Мюллер, а также несколько городовых. Пристав Фёдоров, предварительно перервав телефон, скрылся. В Центральном полицейском участке арестованы: пристав, четыре околоточных надзирателя и 22 городовых. Арестован весь состав Закаменской полиции» [9]. 7 марта были арестованы начальник жандармского отделения на Алтайской железной дороге Гофман и начальник местной жандармерии подполковник Лагода, произведён обыск у председателя местного отделения Союза русского народа Копылова.

Представители старой власти почувствовали свою ненужность и отречённость. «Свободная Сибирь» опубликовала фельетон «О чём думает жандарм, когда ему не спится»:
Март наступил… И страна обновлённая
Праздник справляет весны…
Эх, да уймись же душа озлоблённая,
Будет метаться, усни.
Жил по-княжески, жил припеваючи,
Тридцать рублёв получал,
И каждый месяц, заботы не знаючи,
Сорок на книжечку клал <…>
Рухнуло всё. Нет тебе удовольствия,
Нет больше радостных дней…
Вдруг на солдатское сел продовольствие
С барской привычкой своей <…>
Эх, да уймись же душа озлоблённая,
Поздно, пора уже спать! [10].

За фасадом праздника уже в марте стали проявляться тревожащие обывателя признаки продовольственного кризиса. В начале марта «Свободная Сибирь» сообщила: «Среди граждан муссируются слухи, что на Медвежьем острове на Оби и в других местах обнаружены склады припрятанной кем-то муки… На митингах неоднократно делались также заявления, что в некоторых складах в городе хранится мука спекулянтов» [11]. Но пока шёл праздник, обыватель не оценивал степень опасности ситуации. Через месяц революционная энергия иссякла и жизнь стала возвращаться в свои берега. С учётом момента произошло изменение репертуара театров в Новониколаевске. В начале апреля электротеатр Махотина предлагал «очень интересную программу» из последних новостей «Жертвы борьбы за свободу. Вы жертвою пали борьба роковой: события 1 марта 1917 г. – снимки с натуры Петрограда», в ближайшее время предлагалась драма в четырёх частях «Позор дома Романовых: Гришка Распутин» [12]. К концу апреля острота момента отошла в прошлое и вновь горожанам наряду со злободневными постановками стали показывать лёгкие развлекательные программы. Электротеатр Махотина предлагал «роскошную программу “Преступная шутка”: драму в двух громадных частях художественной постановки цветной синематографии синемонатюр», «Диана» – «две роскошно-художественные драмы в восемь громандных отделений»: «Шумный жизнь пир» и «Мечты и жизни». Одновременно «Гигант» демонстрировал «Гришку Распутина», а театр-цирк Изако предлагал драму в четырёх частях «Безработные» и пьесу в трёх действиях «Апостол», «бывшую под запретом при старом режиме» [13]. К лету обыватели устали от политики, что отразилось в репертуаре театров – электротеатр Махотина предлагал лирическую драму в четырёх частях «Рабы любви», а по окончании драмы «весёлую комедию» «Перехитрили», «Диана» предлагала вторую серию «замечательной картины» «Аннушкино дело», в саду «Альгамбра» проходил бенефис артистки И. А. Неволиной «Дитя улицы», в 7 часов вечера начиналось гулянье, в девять с половиной – спектакль, после спектакля – танцы [14].  Некий солдат Давыдкин даже не выдержал и написал: «Насколько популярна в Новониколаевке разная балаганщина и насколько ещё чужда сознанию подавляющего большинства жителей этого передового города разумная культурная жизнь доказывается хотя бы тем, что кинематографы Махотина и “Гигант” постоянно битком набиты, а “Диана”, где до сих пор ставились лишь серьёзные классические произведения – всегда почти пуста» [15].  В местах развлечений можно было не только посмотреть зрелища, но и выпить запрещённый алкоголь. В конце августа начальник милиции возбудил ходатайство перед исполнительным комитетом Городского народного собрания о закрытии сада «Швейцария» по Гудимовской улице, поскольку там регулярно продавали маньчжурский спирт и другие алкогольные напитки [16].  Население города, не дожидаясь пока власти решат жилищную проблему, начало строиться замозахватом. В Нахаловку пришлось даже посылать комиссара, который пытался убедить граждан в неправильности действий. Массовый характер приобрёл захват городских земель на окраинах города. Вдоль речки Каменки шло массовое строительство жилищ-мазанок. Кроме того, захватившие участки вырубали на них деревья. На заседании Городского народного собрания представителем социал-демократической фракции В. Р. Романовым было предложено принять меры «против разорения города путём захватного отчуждения гражданами городских земель и вырубки городского леса на этих землях» [17].  Война и революция привели к ухудшению пассажирского сообщения. В первую очередь это коснулось вокзала. «Свободная Сибирь» рисовала следующую картину: «Станция Новониколаевск. 2 часа ночи. В вокзале сверх ожидания мало народа. У кассы III класса стоит в очереди 6 – 7 человек, у II класса – несколько более. Ожидали прибытия поезда № 4, прибыл поезд № 6, вчерашний <…> Кассир заявил, что билетов продавать не будет, нет мест. По совету опытного человека пассажиры садятся в поезд без билетов. Поехали. На первой станции половина безбилетных пассажиров обратилась к начальнику станции с просьбой выдать им билеты, что он охотно и исполнил, взыскав попутно дополнительный сбор за проезд одного перегона без билета. Другая половина пассажиров, не пожелавшая купить билеты, ехала без билетов, контроль отсутствовал» [18].  Константин Полынов, проехавший в экспрессе из Иркутска на запад в начале мая 1917 г., описал свои впечатления: «От станции Новониколаевск чувствуется известное перенапряжение в железнодорожном транспорте. В Новониколаевске целый парк пустых вагонов, которые можно насчитывать сотнями <…> Легко поддаться соблазну… давать массы разных частных, малосвязанных друг с другом и общем делом советов… В Новониколаевске несколько солдат пытались без билетов сесть к нам в поезд» [19].  С объявлением свободы участились безобразия с участием солдат. Общество ревнителей свободно-культурного просвещения граждан в Закаменской части открыло «Сад свободы», который стали посещать солдаты с гармошками, певшие вульгарные песни. Общество обратилось в Совет рабочих и солдатских депутатов с просьбой разъяснить солдатам, что подобные вещи «не допустимы и не достойны солдат-граждан» [20]. В начале октября на углу Семипалатинской улицы и Николаевского проспекта проходил офицер с барышней, навстречу ему вышли 3 солдата, которые раздели офицера и его спутницу до нижнего белья. 16 октября на станции Новониколаевск скорый поезд № 2 пытался обогнать воинский эшелон. Солдаты, которые задерживали скорый поезд от Челябинска, начали требовать отправки сперва воинского эшелона, побили двух комиссаров. Главный комиссар, переодевшись в солдатскую шинель, вынужден был скрыться [21].  Приметой времени стал неконтролируемый рост цен. Власти проявляли озабоченность. 6 мая Новониколаевское городское народное собрание приняло постановление, запрещающее домовладельцам произвольно увеличивать квартирную плату и отказывать квартиронанимателям от занимаемых квартир в том случае, если квартиронаниматели выполняют условия договора найма устного или письменного. Нарушающим постановление грозили «решительными мерами» – до 6 месяцев тюрьмы согласно 29 ст. Установления о наказаниях. 9 июня Городское народное собрание с целью «предотвращения спекулятивных повышений цен на продукты первой необходимости», вводило в городе с 13 июня твёрдые цены на продукты питания (мясо – 30 – 50 копеек за фунт, хлеб в городских лавках – 6 – 8, в частных – 7 – 10 копеек за фунт), запрещало продажу пирожных, саек, сушек, мороженого, печенья и т.д., запрещало покупку и убой молодого скота [22].  Одновременно Городское собрание обязательными постановлениями устанавливало тарифные ставки минимальной заработной платы прислуге, прачкам, сторожам, аптекарским служащим, фармацевтам, музыкантам от12 до 300 руб. в месяц, чернорабочим – 2,5 – 3,5 руб. в день, плотникам, столярам и каменщикам – 1,75 – 5,25 руб. в день, рабочим – 80 – 140 руб. в месяц, конторским рабочим – 80 – 300 руб. в месяц [23]. Малоизученным феноменом повседневности остаются суеверия, которые иногда граничили с глупостью. В июле 1917 г. в городе появились китаянки, которые предлагали лечить зубы, «удаляя из зубов червей», из-за чего якобы и болели зубы. Китаянки «сперва запускали грязные пальцы в рот» и ощупывали больной зуб, затем доставали маленький молоточек и постукивали по больному зубу. Китаянки заявляли, что после такой процедуры червяки выползают из зубов, и удаляли их особыми деревянными заострёнными палочками из дупла зуба [24].  В конце мая пьяная толпа в усадьбе Жернакова разрыла клумбу, разбросала цветы, устроила погром. Кореспондент «Свободной Сибири» описывал происходившее: «Собравшаяся на усадьбе толпа в 100 – 150 человек была загипнтоизирована пьяным безумцем, который вдохновенным видом сумел внушить собравшимся солдатам 6-й и 8-й роты 22 полка веру в невероятные речи о том, что под клумбой зарыт труп жены Николая первого и труп какого-то министра, которого если откопать, то конце войне и всех солдат отпустят по домам» [25].  После пожара в Барнауле и загорании в приюте «Ясли» в Новониколаевке стали распространяться слухи о пожарах на мельнице «Сибирский мукомол», в рыбном ряду и т. д. Причём пожары рассматривались не как стихийное бедствие, а через призму сверхъестественного. «Свободная Сибирь» сообщала о лжепророках в Кузнецком уезде, прорицавших о втором пришествии. Газета комментировала: «Перед лицом непонятных событий смятенная душа народа ищет объяснений происходящему в таинственных легендах. Лжепророки имеют успех и моральный и материальный в среде наивного народа» [26].  В фонде «Сибистпарта» сохранился документ, написанный неизвестным автором, под названием «Наша культура (бытовая картинка)», относящийся к событиям в Новониколаевке летом 1917 г.: «Человек, проходящий в праздничный день по городу, нередко наталкивается здесь и там на пёстрые кучки праздных уличных зевак, с любопытством взирающих на то, как один предприимчивы свободный гражданин смело предсказывает другому, не менее свободному, но более невежественному и легковерному гражданину его грядущую судьбу. Встречаются эти современные пророки чаще всего либо на многолюдной площади городского базара, либо где-нибудь на углах небольших оживлённых городских улиц, причём, за редкими исключениями, на сцене фигурируют или ручные мыши. Или какие-либо мелкие породы пернатых, невольно ставших слепым орудием в руках до нельзя сообразительного субъекта. Оперируют ли на этом спокойном и не безвыгодном занятии или какие-либо странствующие проходимцы, или местные же досужие шарлатаны, свившие себе постоянное и довольно прочное гнездо посреди обитателей многочисленных городских подвалов и открывшие для себя широкое поле деятельности на благодатной почве склонного к мистицизму доверчивого городского пролетариата» [27].

 

К осени 1917 г. обострился продовольственный кризис, не хватало промышленных товаров, а вместе с тем процветала спекуляция. 11 и 12 сентября ни в одной лавке нельзя было купить дрожжей, вследствие чего в лавочках увеличился спрос на печёный хлеб, на который сразу же поднялись цены до 14 коп. за фунт. Цена на сено на базаре дошла до 28 руб. за воз, а за овёс до 6 руб. пуд. Из-за подорожания сена и отрубей поднялась цена на молоко до 1 руб. 40 коп. за четверть. На базаре появился листовой табак, которым торговали по 3 руб. 50 коп. за фунт, в рознице его продают по 70 коп. за чайную чашку. До войны этот табак продавался по 45 коп. за фунт. Из-за неблагоприятной погоды и уборки хлебов торговля на базаре к концу сентября значительно сократилась. Привозили большей частью овощи – капусту и картошку. Моркови было очень мало и цена на неё поднялась до 6 – 7 руб. за фунт. Картофель стоила 1 руб. 20 коп. – 1 руб. 30 коп. за пуд, капуста от 50 до 55 руб. сотня, хотя неделю назад она продавалась по 20 – 35 руб. сотня. Дров было мало, цена их высокая, за сажень берёзовых дров просили 40 руб. Сена привозили много, но цена за него была высокой – за небольшой возок сен просили 27 – 30 руб. Молоко стало стоить до 1 руб. 40 коп. четверть, яйца – 10 руб. сотня, сметана – 2 руб. кринка [28].  В конце сентября дрожжи продавались по 40 – 50 коп. четверть фунта, с 30 сентября цены поднялись до 80 коп. за четверть фунта. Как объясняли торговцы, повышение цен было вызвано тем, что завод, вырабатывающий дрожжи и имеющий отделение в Новониколаевске, повысил цену, пользуясь тем, что на конкурирующем с ним заводе объявлена забастовка и производство дрожжей остановилось [29].  Около городской обувной мастерской каждый понедельник собиралась толпа покупателей ботинок. В очереди можно было услышать такой разговор: «От прошлой поры заработала 19 руб., купила за 21 руб., а продала по 40 руб. Не знаю, почём отпускают сейчас» [30].  В начале октября кончились запасы хлеба в Новониколаевской продовольственной управе. Мука ржаная в городе стала стоить 3 руб. 80 коп., сеянка – 4 руб. 60 коп., масло – 2 руб. 10 коп. [31].  В связи с обострением продовольственной проблемы происходил рост погромных настроений. 2 и 3 октября около продовольственной лавки и городского корпуса начали собираться толпы недовольных. Толпа обсуждала повышение цен на хлеб, говорили: «Обещали на много – и земли и воли, на деле мы не получили ничего», «Как только избрали в комитеты социалистов, так сразу же изменили народу: вместо того, чтобы улучшить положение бедноты, они назначили себе большое жалование и живут припеваючи», «При царе было лучше – он плохой человек, но всё же не забывал бедняков – в голодные годы царь даром выдавал хлеб» [32].  3 октября в Новониколаевске вокруг городской продовольственной лавки собралась толпа, недовольная новой ценой на муку. Обыватели говорили: «“Это управа бунтит народ! 700 тысяч истратили и хотят заштопать дыру прибылью на муку”, “К чёрту все комитеты”, “Солдаты все наели шеи по комитетам! На фронт их, а сюда бы тех, которые почернели в окопах” [33].  Железнодорожные рабочие в Новониколаевске организовали два митинга 3 и 5 октября 1917 г. На первом присутствовало 400 рабочих и мастеровых и была принята резолюция о пересмотре твёрдых цен на продукты первой необходимости, о назначении контроля над производством и распределением продуктов, об установлении твёрдых цен на мануфактуру и предметы фабричного производства; реорганизации уездной и губернской продовольственных управ; об ответственности всех правительственных учреждений, губернского и уездного комиссариата перед Советом рабочих и солдатских депутатов. На втором митинге было отмечено, что причина неурядицы – буржуазный состав Временного правительства, поэтому необходим арест реакционеров из союза домовладельцев и торгово-промышленников, агитирующих среди городской бедноты за погромы и против демократических учреждений. Митингующие приветствовали образование Комитета охраны революции в городе, пообещав ему поддержку со своей стороны [34].  После того как Временное правительство повысило вдвое цены на хлеб, новониколаевские социал-демократы заявили: «Необходимо установить организованную и планомерную пропаганду среди населения значения их самодеятельности и опираясь на неё в свою очередь оказывать воздействие на Временное правительство в смысле отмены произвольного двойного повышения твёрдых цен на хлеб, установив таковые по обсуждении их в соответствующих экономических народных учреждениях в строгом соответствии с увеличивающимися издержками производства» [35].  В связи с продовольственными трудностями активизировались радикальные политические силы. 4 октября объединённое совещание всех общественно-революционных организаций Новониколаевска постановило: «В виду злостной агитации против революционных организаций в связи с повышением хлебных цен и созданными, благодаря этой агитации, волнениями народных масс, призвать к деятельности образованный в дни корниловского мятежа Комитет спасения революции, переименовав его в Комитет охраны революции» [36]. Ф. Серебренников выступил со специальной статьёй «К вопросу о ценах на хлеб». Он писал, что повышение цен почти вдвое вызвало недовольство городской бедноты, однако они считают виновными в повышении цен на муку Городскую управу, комитеты и другие революционные учреждения, в то время как цены установлены Временным правительством. Он разъяснял: «Временное коалиционное правительство, идущее на поводу у крупной буржуазии, уступило настояниям крупных помещиков, Родзянко и других повысило на 100 % цены на зерно. Это повышение конечно выгодно лишь помещикам и богатым крестьянам, сеющим много хлеба, но совершенно не нужно, а даже вредно, среднему крестьянству, продающему не так уж много хлеба, но принуждённому покупать городские проукты ещё дороже». Ф. Серебренников разъяснял: «Для борьбы с дороговизной нужно бороться не с погромами давок, а поддерживать социалистов в их требованиях государственного контроля над производством и распределением всех товаров в том числе и хлеба. Конечно, это не на руку купцам, а потому они стараются отвести внимание народа на ложную сторону, натравливая их на социалистов и Совет рабочих и солдатских депутатов» [37]. Очередные известия о событиях в Петрограде городской обыватель встретил с редкостным равнодушием – от смены власти уже не ждали никаких перемен к лучшему.  

Примечания

1. Голос Сибири. 1917. 28 февр.
2. Там же. 3 марта.
3. Свободная Сибирь. 1917. 5 марта.
4. ГАНО. Ф. П-5, оп. 4, д. 263, л. 2, 3.
5. Там же. Д. 268, л. 27.
6. Свободная Сибирь. 1917. 10 марта.
7. ГАНО. Ф. П-5, оп. 4, д. 268, л. 27.
8. Свободная Сибирь. 1917. 11 марта.
9. Там же. 8 марта.
10. Там же. 17 марта.
11. Там же. 9 марта.
12. Голос Сибири. 1917. 7 апр.
13. Там же. 21 апр.
14. Знамя свободы. 1917. 27 июля.
15. Там же. 30 июня.
16. Голос Сибири. 1917. 31 авг.
17. Свободная Сибирь. 1917. 20, 27 апр.
18. Там же. 13 апр.
19. Далёкая окраина. 1917. 3 июня (21 мая).
20. Голос Сибири. 1917. 2 июля.
21. Там же. 5, 19 окт.
22. ГАНО. Ф. Д-97, оп. 1, д. 6, л. 41, 46; Д. 240, л. 10.
23. Там же. Д. 6, л. 48, 54.
24. Знамя свободы. 1917. 20 июля.
25. Свободная Сибирь. 1917. 28 мая.
26. Там же.
27. ГАНО. Ф. П-5, оп. 2, д. 729, л. 24.
28. Знамя свободы. 1917. 14, 20, 29 сент.
29. Там же. 3 окт.
30. Там же. 5 окт.
31. Путь народа. 1917. 2 окт.
32. Голос Сибири. 1917. 4 окт.
33. Знамя свободы. 1917. 4 окт.
34. Революционная мысль. 1917. 26 окт. (8 нояб.).
35. Голос Сибири. 1917. 4 окт.
36. Там же. 6 окт.
37. Известия Новониколаевских Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1917. 11 окт.

(Вторые Ермаковские чтения «Сибирь: вчера, сегодня, завтра». Материалы научной конференции, 20-21 ноября 2009. Новосибирск, 2010. С. 217 – 221.)