Отец по наследству
Автор: alexandrkusnets
Дата: 2011-04-09 18:12
Парадоксально, и все же — эти два человека противостояли друг другу. Это не была война двух держав, но это было противостояние человека и системы, порожденной вторым человеком. И сила духа первого человека... Нет — Человека. Потрясает даже теперь. Иван Солоневич бросил вызов Джугашвили — и свою личную войну на выживание выиграл: остался жив и он сам и его сын Война эта не обошлась без потерь. Жена Ивана и жена его брата — погибли. Причем на то, чтобы достать первую советское государство расщедрилось на спецоперацию, целью которой был Иван Лукьянович. Такого удостаивались только очень крупные враги советской власти: Кутепов, Миллер — и это вторая составляющая победы этого человека. Потому что он не только выжил сам, не только продолжил свой род. Еще он нанес самый мощный изо всех возможных ударов — идеологический. Он отвратил от советчины, от «возвращения на родину» в родительские объятия НКВД тысячи молодых людей и миллионам рассказал о ублюдочной ряхе советчины. Это было чрезвычайно важно в те годы, когда информация не пронизывала всю цивилизацию насквозь как сегодня.
И до сих пор сила, которую вложил в свой апперкот Солоневич сохраняется, отвращая новых и новых людей от красного людоедства. Это прежде всего автобиографическая повесть «Россия в концлагере». Пронзающий, жестокий в прагматичности, понимания человеческой психологии взгляд этого богатыря или «терминатора», как сегодня его назвали бы вскрыл как консервную банку внутреннюю жизнь советчины. Прекрасным дополнением к этому стали « Диктатура импотентов» и « Диктатура сволочи», вышедшие уже и после Второй Мировой войны, в которых Иван сравнивал уже не только советский социализм, но и национал-социализм, который ему не повезло пережить на своей шкуре.
Но про Солоневича нельзя сказать. что он был «певцом негатива», «марателем, не предлагающим конструктива». Он был певцом Империи и сочетал это с самой горячей любовью к России и народу, добиваясь того, что одно не вытесняло у него другого. Это мало кому удавалось, но он — смог и написал это: «Народная Монархия». Этот труд, написанный живою деятельною любовью к Отечеству, подобен острому ножу как для тех, кто ненавидит Империю, так и для тех, кто жаждет лишить народа любой крохи власти над собой, передав ее чиновникам, милиции, спецслужбам, партии — кому угодно, кроме него самого.
Миллионные тиражи еще в тридцатых годах подбросили дров в пожар этой мелкой до того для совдепа войны — и она заполыхала с новой силой. Не переставала идти они до самого конца.
Завершающим аккордом этой схватки была смерть. Смерть обоих. Солоневич пережил Джугашвили всего на несколько недель — но пережил. И я очень рад за него. Не только потому, что возможность посмотреть на могилу своего врага подвела черту, стала своеобразным девятым мая для Ивана Лукьяновича, но и потому, что теперь он умирал спокойно, потому что он знал — его сыну и его внучке ничто более не угрожает.
Потому что Сталин — умер. И значит войны — не будет!
Иван Солоневич
Отец по наследству
За эту статью мне следует принести извинения. B последнее время я несколько выбился из колеи. Сейчас я шестой день лежу в итальянском госпитале в Монтевидео, хороший госпиталь, и тут меня совсем извели: никакой пищи, очень мало питья и две папиросы в день. Операция состоится дня через три-четыре, и врачи обещают полное выздоровление. Но в данный момент очень плохо, a смерть Сталина и воцарение маленковской «телеги на пяти колесах» заставляет меня поделиться c читателями некоторыми соображениями по этому поводу. Б. Николаевский на нью-йоркском митинге заявил: «Маленков — это война» — и прибавил еще и некоторую персональную информацию, которой y Б. Николаевского просто-напросто быть не может. Иностранная печать предвидит некую «передышку», и я считаю, что тут права она, a не Б. Николаевский: смерть Сталина означает оттяжку войны.
O «роли личности в истории» спорили долго, научно и совершенно бесплодно. Но, как бы ни оценивать «личности» и «массы», совершенно очевидно, что горькая наша судьба подарила коммунистической революции две «личности» поистине чудовищного калибра: Ленина и Сталина. Так же очевидно, что та же горькая судьба не подарила нам никого. Ленин и Сталин шли во главе блестяще организованного, но количественно ничтожного меньшинства России и мира, и до смерти Сталина было очень много оснований опасаться, что коммунизм захватит весь мир. Теперь таких оснований стало гораздо меньше.
На фото: Советский ГУЛАГ
B хорошо воспитанных кругах эмиграции принято объяснять деятельность Ленина его сифилисом, a Сталина изображать в качестве «кавказского ишака». Ленин к данной теме не относится. Сталин же из всех людей человечества, вероятно, ближе всего стоял к престолу сатаны. B возрасте семнадцати лет он уверовал в марксизм, сидел за него, рисковал виселицей — и никогда c этой стези не сходил. Он сразу же пошел за Лениным и, пока дело шло o более или менее теоретических построениях, оставался где-то на третьем плане. Но когда дело дошло до практики, a верховного судии, Ленина, уже не было, тогда Сталин сразу подавил, смял и потом уничтожил всех своих конкурентов и противников. Это объясняется честолюбием. Может быть. Наполеон был, конечно, честолюбив, но он объективно выполнял «социальный заказ» третьего сословия, которое и вознесло его на шаткий, но все-таки императорский престол. Сталин, конечно, крупнее Наполеона, но, конечно, какое-то честолюбие было и y него. Одним «честолюбием», однако, ничего объяснять нельзя: не из-за честолюбия же семнадцатилетний Иоська Джугашвили пошел в большевистскую партию.
Самое простое объяснение сводится к тому, что Сталин был фанатиком той идеи, которую в Европе сформулировал Платон: «Общность имущества, жен и детей создает для всех невыразимое блаженство». Если «общность имущества» и даже жен кое-как понятна, то «общность детей» непонятна даже и технически. Но по советам Платона действовал очень длинный ряд и теоретиков, и практиков обобществления, Сталин был завершением этого ряда. И Сталин стал практически во главе первого в истории человечества государства, да еще и великого государства, где «общность имущества» в момент смерти Ленина охватила всю промышленность и где ему, Сталину, оставалось закончить «общность» коллективизацией деревни.
Расправы Сталина c его конкурентами можно объяснить «кровожадностью» — объяснение дешевое. Совершенно очевидно, что при победе Троцкого, Рыкова, Бухарина, Томского коллективизация деревни не была бы проведена, и советам только и оставалось бы, что отступление в рамки «мелкобуржуазной», меньшевистской хозяйственной системы. A от нее — «назад к капитализму»; стоило ли марксизм городить? Я предполагаю самое простое: сталинская кровожадность есть социалистическая кровожадность вообще. Сталин убивал не из любви к убийствам, a потому, что не убивать было нельзя.
B лице Сталина ушел, кажется, последний, настоящий социалист, твердо веровавший в «общность» и ВЧК. Ушел, по Есенину, «черный, черный, черный человек», но человек чудовищного калибра. Наследников y него нет. Есть только преемники. Как бы ни оценивать личность Сталина, нельзя отрицать одного: авторитет страха он создал себе небывалый в истории человечества. У Маленкова такого авторитета вовсе нет. Сталинский реальный политический гений был раздут сознательной и целеустремленной рекламой, развившейся на весь мир. Трудно себе представить, чтобы готтентоты или парижане носили бы портрет Маленкова. Трудно предположить, чтобы «партийные массы» приняли Маленкова как нечто само собой разумеющееся: Сталину для этого потребовалось двадцать лет и двадцать тысяч казней и убийств, я здесь говорю только о партии и армии. Сталин сумел все это сделать. A вот сумеют ли Маленков и Kо?
Диктатура страха и крови была сконцентрирована в лице Сталина, и «центр» был на высоте положения. Теперь центра нет. Из власти вынута ее основная ось, и власть ослабела. Кого, собственно, бояться сейчас — Маленкова, Берию, Молотова, Кагановича? И как предвидеть, кто из них зарежет остальных? На кого ориентироваться или как вести войну?
Власть ослабела. Ее кристаллизационный пункт, ее символ ушел c исторической арены. Вся та реклама, которая делала из Сталина полубога, теперь оказалась вредной рекламой: она автоматически вызывает сравнение: был Сталин, остался Маленков. Маленкову же ни c какой стороны никакой «гениальности» приклеить нельзя. Поэтому «Правда» пишет вздор o недопустимости того, чтобы один человек управлял партией. Нужна-де коллегиальность. Но в единой партии невозможна никакая коллегиальность, ибо никакая оппозиция не может создать никакой второй партии. Оппозиции остается или вообще прекратить свое политическое бытие, или уйти в подполье. Отрезая всякую оппозицию; единая партия автоматически приходит к единоначалию. Но кто же будет этим единым начальником? И где, в «президиуме» или в подвале, решится этот вопрос? Сейчас никто этого не знает, даже и Маленков. По всем разумным соображениям можно утверждать, что без очередной резни тут не обойдется. Члены «президиума» едва ли питают какие бы то ни было иллюзии на этот счет. Все «уступки» новой власти диктуются ощущением неуверенности и слабости. Нужна новая передышка. Внутренние «уступки», которые ничего не стоят, дадут измученному населению иллюзорную надежду на «полегчание». B эмиграции они вызовут рецидив теории эволюции. Среди «свободных народов» все эти «уступки» вызвали некий вздох облегчения: авось пронесет...
B нашей критике демократической политики мы склонны забывать o том, что эта политика в самых основных чертах определяется мещанством. Эллинская поговорка говорила: «Платон — мой друг, но истина мне дороже». Сегодняшняя интерпретация этой поговорки звучит приблизительно так: «Великие идеи очень хороши, но чековая книжка все-таки дороже». Мы к этому не привыкли, a приходится привыкать. Нужно бы вспомнить и o том, что политика «свободного мира» по адресу советов c очень большой степенью точности повторяет его же политику по адресу Гитлера. Возмущаться этим не стоит: это в порядке вещей. Но это нужно иметь в виду. Момента слабости советской власти «свободный мир» не использует, как в свое время не использовал моментов слабости Гитлера. Демократическая политика есть всегда лоскутная политика, робкая, противоречивая и недальновидная. Это нужно принять как факт. Смерть Сталина означает оттяжку войны. Но она же может означать иное: внутрипартийную резню, в которую может вмешаться и армия. Здесь мы вступаем в область кофейной гyщи: никто не знает ни взаимоотношений членов правящей пятерки, ни их опорных точек, ни их планов. Одно можно сказать c уверенностью: резня будет.
| Предыдущее: | О происхождении большевистской символики |
| Следующее: |
О советских праздниках |
| Лучшее по просмотрам: | Годовщина советско-германского пакта. Статья "Правды" 1940 года |
| Последнее: | Как работали штатные палачи ГУЛАГа |
