Автор: Алексей Казначеев
Дата: 2009-04-17 22:07

     К октябрю на Кубани 1919 года обострилась борьба между «линейцами» и «черноморцами», результатом чего было решение атамана Филимонова 24 числа созвать чрезвычайную Краевую Раду. «По горькому опыту предыдущей сессии Рады, - писал Деникин, - я не возлагал на нее никаких решительных надежд. Наоборот - мог ожидать лишь новых потрясений. Особенно в отношении армии. Поэтому я решил принять чрезвычайные меры» .
    В начале октября в Таганрог, где находилась Ставка, приехал ген. П.Н. Врангель. И Главком и барон сошлись во мнении, что со «злокачественным нарывом» в Раде нужно покончить. Сам Врангель ехал в Ставку, по его словам, с тем же предложением. Однако белое командование не было единодушно в необходимости силового решения конфликта: так, ген. Сидорин, командующий Донской армией, присутствуя при обсуждении, высказал мнение, что «каждый неосторожный шаг, сделанный сейчас, послужит к развалу кубанских частей, находящихся на фронте» . Тем не менее Деникин поручает сложную политическую операцию Врангелю: для этого барон должен был, сосредоточив надежные войска у Екатеринодара, договориться о совместном выступлении на сессии чрезвычайной Краевой Рады с лидерами «линейцев». Причем Главком указывал Врангелю, что называется, «действовать по обстоятельствам», предоставив ему, таким образом, карт-бланш и относительную свободу действий.

На фото: Генерал Петр Николаевич Врангель

 

Были выделены надежные части, и барон успешно договорился с «линейцами», выработав проект новой схемы политической власти на Кубани, при которой Законодательная власть упразднялась и усиливалась роль атамана. Этот проект должен был быть представлен уже на первой сессии Краевой Рады. Однако с самого начала все пошло не так – на сессию не пришли 50 членов Рады – «линейцев», что усилило численный перевес «черноморцев» и похоронило идею проекта. Начались бестактные выпады в сторону Главного командования и добровольцев в общем.      На третий день сессии Рада, вопреки протестам атамана и «линейцев», избрала своим председателем И. Макаренко – «кубанского бога бестактности» , как говорили о нем, и абсолютного противника Главного командования, олицетворявшего собой сепаратизм. Таким образом события стали развиваться непредсказуемо и Рада, как тогда сообщали, «левела с каждым часом», находясь под сильным воздействием крайних социалистических течений. Кубанским отделом пропаганды (коп) по станицам были разосланы агитаторы-демагоги, которые подкупая депутатов-казаков спиртом, деньгами и обмундированием всячески доказывали реакционность Добровольческой армии необходимость суверенитета Кубани. Атмосфера в Раде и на Кубани в целом стала сгущаться – «оппозиция лезла на рожон, - писал впоследствии Филимонов, - и неминуемо должна была сломить себе шею» . Однако сам атаман видел разрешение конфликта «самим по себе», на что нужно было только время. Деникин же справедливо считал, что «самостийная» группа ежедневно, каждой своей выходкой, способствовала развалу Кавказской армии. И если дать всему идти на самотек, то кубанцы скорее покинут фронт призываемые «черноморцами», чем сами «черноморцы» покинут Раду и политическое поле борьбы. Главком был настроен решительно, и повод для воплощения его решимости был дан, и причем весьма серьезный и заранее губительный для тех, кто его дал.  
     В середине июля 1919 года между парижской делегацией от кубанской Рады, куда входили ярые «самостийники» Быч, Калабухов, Савицкий и Намитоков, и «правительством Горской республики», - незаконного политического образования, возглавлявшего многочисленные восстания горцев против Белого правительства на Юге, - был подписан договор, одними из важнейших пунктов которого являлись полная независимость Кубани и Горской республики и передача кубанских военных частей на территории «республики» ее правительству, что обрекало на гибель Терское казачество. В середине октября весть о таком договоре дошла до Главного командования, где эту дипломатическую ноту справедливо расценили как измену. Деникин начал решительные действия, приказав арестовать и предать военно-полевому суду делегатов подписавших договор, один из которых, - А.И. Калабухов, - находился на территории ВСЮР. Рада решительно воспротивилась этому, не желая выдавать своего члена, и настаивая на своем суде над ним и другими членами парижской делегации. Атаман с поддерживающей его группой «линейцев» взывал к Раде о посылке к Деникину делегации с целью упросить последнего отменить приказ . Однако Рада не последовала его совету, тем самым подписав себе приговор.
Врангель с каждой сессией Рады терял терпение и надежды на урегулирование конфликта мирным путем. По его просьбе, Кубань была включена в тыловой район руководимой им Кавказской армии, а ген. В.Л. Покровский был назначен «командующим войсками тыла». «Его неоценимыми свойствами, - характеризовал генерала Врангель, - были совершенно исключительная, непоколебимая твердость духа, редкая настойчивость в достижении поставленной цели и огромная выдержка» . Кроме того, Покровский был человеком жёстких, порой даже жестоких мер и крайний противник Рады. Одно только его назначение припугнуло «самостийников», прекрасно помнивших о его желании еще год назад «разогнать Раду». 31 октября Деникин послал Врангелю телеграмму, в которой приказывалось действовать по обстоятельствам и личному «усмотрению» . Тем самым Деникин «развязывал» барону руки, подтверждая, что дает ему свободу действий и мер. Врангель начал действовать: 5 ноября Покровский в ультимативной форме потребовал выдачи Калабухова. В бурном заседании Рады едва ли не дошло до свержения атамана, настаивавшего на подчинении ультиматуму, но большинством голосов Филимонову выразили «доверие», и председатель Макаренко, огульно обвинявший атамана, скрылся. 6-го ноября Покровский повторил свое требование, добавив список из 12 главарей «самостийников», угрожая применить силу. Здание Зимнего театра, в котором заседала Рада, было блокировано. И после долгих словопрений указанные генералом лица, явившись в атаманский дворец, были арестованы. Калабухов, после непродолжительного военно-полевого суда, ночью был повешен на площади с табличкой с надписью «За измену России и кубанскому казачеству» . После, все 11 арестованных были высланы, а скрывавшийся долгое время И. Макаренко явился в Екатеринодар, и, дав слово не участвовать больше в политике, там и остался . В ближайшие дни Рада внесла изменения в Конституцию Кубани, и политическая власть приобрела те очертания, которые вырабатывались совместно Врангелем и «линейцами». 10 ноября атаман Филимонов, несмотря на уговоры Рады, сложил с себя атаманские полномочия. Так закончилось «Кубанское действо».

На фото: Генерал Виктор Леонидович Покровский

 
     

По мнению многих членов казачества, в т.ч. А.П. Филимонова и В.А. Беляевского, разгоном Рады Деникин «срубил сук, на котором сидел» . После «Кубанского действа» усилилась утечка кубанцев с фронта, не желавших освобождать Москву и не ассоциировавших себя уже с идеями Белого движения. Несмотря на настойчивость Покровского, выдвинутого кандидатом в атаманы, реформированная Рада избрала атаманом Успенского, своим председателем – Скобцова, а главой правительства – Сушкова. Все трое были лояльны к Главному командованию. Однако через месяц Успенский умер от тифа, а на конец декабря был назначен созыв Краевой Рады для выбора нового атамана. В это время армии Деникина уже откатывались с достигнутых в октябре позиций: от Орла до Екатеринослава (Днепропетровск), от Киева до Кременчуга, и, по инерции, потеряв инициативу, и что более важно в условиях гражданской войны – дух, отходили с боями к Дону. В тылу царил переполох и паника, вызванная резкими неудачами армий и внезапными эвакуациями. Авторитет Главного командования, Ставки, Деникина, резко упал. Это сразу почувствовалось в Раде, и настроения, примиренные силой, которая теперь была «не в уважении», не упустили момента выйти вновь на арену. Рада отменила все свои ноябрьские постановления, выбрала атаманом Букретова, своим председателем Тимошенко, а председателем правительства – Иваниса. Все трое были «самостийниками» и демагогами, причем первый привлекался ранее по обвинению в злоупотреблениях продовольственной части. 5 января в Екатеринодаре собрался казачий Верховный Круг, который приступил «к установлению независимого союзного государства», объявив себя «верховной властью по делам общим для Дона, Кубани и Терека» . Событие это свидетельствовало о полном падении авторитета власти Главного командования в целом и Деникина, как главы ВСЮР. Фронт медленно подходил уже к Ростову, количественно среди всех белых войск преобладали казаки, но если добровольческие части и донцы отходили в порядке и с боями за каждый участок, местами переходя в контрнаступление, то кубанские части, оказывая малое сопротивление, откатывались назад и расходились по станицам. И колебания фронта мгновенно сказывались на настроениях оппозиции. На Круге сложились три направления: часть донцов и все терцы выступали за полное единение с Главным командованием; часть донцов и большая часть кубанцев настаивала на разрыве с «добровольцами»; и третье направление, скрытое, однако уже намечавшееся, захватывавшее крайних политиков из донцов и кубанцев, желало пока только в мыслях, сговора с большевиками . Однако с самого начала, заседания Круга приняли чисто демагогический характер по огульной критике Деникина и «добровольцев» и всяческого восхваления казачества. Фактически же никакой реальной властью Круг не обладал, и, казалось бы, генерал Деникин мог бы закрыть глаза на это самочинное казачье образование.  
     «Но Верховный Круг имел достаточно еще сил и влияния, - писал Деникин, - чтобы склонить чашу весов колеблющегося настроения уставшего, запутавшегося казачества к разрыву с Добровольческой армией и... к миру с большевиками. И с Кругом нужно было считаться» .
     И Главком считался: после ряда заседаний, выступлений Деникина и его оппонентов, генерал решил идти на уступки.

На фото: Генерал Антон Иванович Деникин

 

«Никакие жертвы в области ограничения гражданской власти не велики, если благодаря им, могло быть достигнуто оздоровление казачества и разгром большевиков», - писал впоследствии Деникин . Таким образом с 16 января начались преобразования управления Белым Югом, которые привели, в конечном результате, к «переходу от диктатуры к конституционным формам правления» . Согласно выработанной Конституции, в руках Деникина прочно оставалась полнота военного руководства и исполнительной власти, которую осуществлял так же Совет министров, ответственный перед Законодательной палатой, осуществляющей, соответственно, законодательную власть. Главком имел право «относительного «вето»» и роспуска Законодательной палаты. И Верховный Круг казачества, и Главное командование, пришли к такому компромиссному варианту под давлением обстановки, не питая особой радости от конечного результата договора.      Сформированное правительство из умеренных элементов даже после соглашения получило бойкот от Кубани, а многие солдаты и обыватели только в эмиграции узнали о его существовании. Таким образом, результаты работы Круга остались мало кому замеченными, когда деморализованные уставшие армии откатывались к югу под напором превосходящего противника, а тыл, превратившись, по словам Деникина, в «настоящий вертеп», безудержно уносился к Новороссийску, сметая все на своем пути. «Черноморцы» пытались еще плести какие-то интриги, вынашивали идею переворота, нового Главнокомандующего из казаков, нового правительства, не замечая по близорукости или по глупости, что их интриги волнуют только их самих, что их и без того зыбкая власть ускользает – настолько велико было моральное расстояние между тылом и фронтом. Белый Юг агонизировал, армии пытались отбиваться, отступая, а кубанские политиканы-самостийники продолжали сеять смуту, хотя их мало уже кто слушал.  
     После спешной, неподготовленной эвакуации Новороссийска, на берегу оставалось часть войск, которым не хватило транспортов. Части Кубанской армии (точнее той жалкой вооруженной и падшей духом горстки людей от нее оставшихся) и 4-го Донского корпуса, подошедшие к Сочи, оставались долго без фуража и продовольствия в очень тяжелой обстановке, которую взбаламучивали шедшие вместе с ними члены Кубанской Рады, правительства и атаман Букретов, требовавшие командных полномочий над оставшимися войсками, разрыва с «Крымом» и мира с большевиками. Эти распри в казачьих верхах еще более запутывали казачью массу в поисках путей к выходу из сложного положения. Скитание по черноморскому побережью продолжалось еще до марта, и закончилось трагически: кубанский атаман Букретов, через головы военачальников, подписал договор с советским командованием о сдаче войск, а сам скрылся. Большая часть войск сдалась (около 15 тыс.) и меньшая (около 12 тыс.) была перевезена позже в Крым . Так, на пике неудач Деникина и падения его авторитета, закончились официальные отношения его с представителями Кубани.

«Кто виноват и что делать»?

     Так какой же урок можно извлечь из всей истории нелегких отношений Деникина и Кубанской Рады?
     Политические взгляды Рады и Деникина были полярными практически во всех отношениях. В таких условиях Рада проявила себя крайне неуступчивой, постоянно ставя местные интересы в ущерб общегосударственным, выразителем которых являлось Главное командование. В условиях Гражданской войны, даже временные компромиссы (к примеру, до победы над большевиками) могли помочь и без того разобщенным антибольшевистским силам, и с этой точки зрения политика Рады предстает как недопустимая и вредящая общему Белому делу.
     Существовал ли выход? Думаю, да. Генерал Лукомский в своих воспоминаниях отмечал, что еще весной 1918 года кубанские политические деятели из Правительства и Рады предлагали сложить с себя полномочия, если Главное командование считает что они «чем-то затрудняют его деятельность» . Тогда генералы Алексеев и Деникин, в надежде на будущее сотрудничество, признали что нахождение членов Рады и Правительства с Добровольческой армией полезно для привлечения казаков на борьбу с большевиками. Второй момент, уже более грубый, был в конце 1918 года, когда генералы Покровский и Шкуро хотели разогнать Раду. И тогда Деникин пресек это дело, боясь применить силу без гарантий того, что это не приведет к падению духа кубанских частей . Возможно именно тогда, когда в массе своей казачество было равнодушно к «самостийникам» в Раде, нужно и можно было применить силовые меры. Но Главком не решился, а решился тогда, когда было поздно – разгром Кубанской Рады в ноябре 1919 года совпал со временем неудач на фронте, крайнего переутомления войск, особенно кубанских казаков, которые именно в это время стали более восприимчивы к сепаратной демагогии Рады. И запоздалое «Кубанское действо» уже не могло остановить начавшееся дезертирство кубанцев, хотя не будь этого «действа» вообще, все могло бы обернуться еще хуже.

Алексей Казначеев, историк, г. Орёл.

Первая часть была опубликована на нашем сайте 10 апреля 2009 года.