Автор: BR News
Дата: 2020-11-25 20:47

Баронесса Мария Дмитриевна Врангель (1856—1944) всю Гражданскую войну прожила в Петрограде. Она служила научным сотрудником в Музее города и оставила воспоминания "Моя жизнь в коммунистическом раю", где описывает жизнь в Совдепии.

"А служила я в Музее города, в Аничковском дворце, два года [1918—1920], состояла одним из хранителей его — место "ответственного работника", как говорят в Совдепии. Ежедневно, как требовалось (так как за пропущенные дни не выдавалось хлеба по трудовым карточкам), я расписывалась моим крупным почерком в служебной книге. В дни похода Юденича к Петрограду Троцкий и Зиновьев устроили в Аничковском дворце военный лагерь, расставив пулемёты со стороны Фонтанки; военные власти шныряли во дворце повсюду, а служебная книга с фамилиями, раскрытая, как всегда, лежала на виду в швейцарской... В дни появления на горизонте главнокомандующего Русской Армией генерала Врангеля (моего старшего сына) все стены домов Петрограда пестрели воззваниями: Смерть псу фон Врангелю, немецкому барону! Смерть лакею и наймиту Антанты Врангелю! Смерть врагу Рабоче-Крестьянской Республики Врангелю!

В начале 1918 года муж, убедившись, что в Петрограде жизнь становится всё тяжелее, начал продавать всё наше имущество: картины, фарфор, мебель, ковры, серебро. Деньги постепенно помещали, как и прежде, в банк. Грозного ещё ничто не предвещало, было только запрещено переводить капиталы за границy. Затем запретили выдачу по текущим счетам, банки национализировали, из сейфов отобрали золото и бриллианты, и мы, как и все, остались ни с чем...

После расстрела моего племянника, его жена с четырьмя детьми была выгнана на улицу. Она перебралась в Петроград, где, попав в категорию "лишенцев", влачила самое жалкое существование и жила впроголодь. Старший сын, семилетний мальчик, обожал своего отца. От нервного потрясения и плохого питания он таял с каждым днем, и наконец заболел дизентерией. Лечить его дома и питать - средств не было, и несчастная мать, с помощью знакомого доктора, поместила ребенка в больницу. Положение его было очень серьезное и, не смотря на старания доктора, мальчик угасал. Как-то раз, придя в сознание, мальчик, увидев плачущую мать, сказал: "Мамочка, не плачь, я к Боженьке приду, там папочку увижу". И как-то однажды вечером, во время обхода доктора, в присутствии сиделки доктор с сердечным участием сказал: "Положение ребенка безнадежно, он едва ли доживет до утра". Молча пожала она его руку. Доктор вышел. Несчастная припала к ребенку, осыпая ее поцелуями. Как вдруг над ее ухом раздался резкий, вульгарный оклик сиделки: "Ну будет, будет лизаться!" - и она, схватив ребенка за ноги, потянула его. Мальчик вздрогнул, он еще дышал и держал мать за руку. На вопрос потрясенной горем матери: "Бога ради, оставьте, что вы хотите делать с ним?" - сиделка грубо крикнула:" Да нешто не слышала, дохтур сказал, что ему крышка, сейчас ноги протянет. Что место-то занимать, чего тут возжаться? Новой дохлятины понатащили вона сколько, местов больше нет" И, несмотря на отчаянные просьбы матери, вырвала ребенка из ее рук и потащила в мертвецкую. Мать бросилась за ней. Добежав, она увидела горы обнаженных трупов, которые ждали очереди быть похороненными. Среди них было много уже разложившиеся, воздух стоял смрадный. Отыскав своего ребенка, она взяла его в свои объятия. По счастью, через полчаса умер.

Горничная в былое время получала от меня на чай, именовала меня "Ваше Сиятельство", теперь была так важна, что и приступа к ней не было. Однажды, попросив оказать мне незначительную услугу, я положила перед ней 100 рублей, для меня в то время это был целый куш, она швырнула их: "Ну да, буду я с вами валандаться. А дрянь-то эту уберите, что я на неё купить могу, ведь это даже не гривенник". Положим, она была права, да большего-то дать ей у меня самой не имелось. Девица эта с трудом подписывала свою фамилию, но жалованье получала такое же, как и я, да в придачу громадный паёк, и ещё подкармливалась из деревни, и находила, что "теперь не жизнь, а малина". Меня уплотнили. Со мной теперь жили еврейка, два еврея, счётчица Народного банка... жила ещё хотя ворчливая, но хорошая старушка, бывшая няня, но она вскоре перебралась в деревню, а на её место поселился рядом со мной ужаснейший красноармеец... Вся эта компания жила припеваючи, ни в чём сравнительно себе не отказывала, меня же третировала и за нищету презирала. Зачастую, вдыхая в себя аромат жарившегося у них гуся или баранины, мне от раздражавшего мой аппетит запаха делалось дурно.

Благодаря совместному обучению девочек с мальчиками при современной недисциплинированности и распущенности — один разврат. В классах приказано убрать иконы, запрещено носить кресты. Чтобы "революционизировать" детей, их водят в кинематографы до одурения, где знакомят с похождениями Распутина, демонстрируют пасквили на интимные картины жизни членов царской семьи. Иногда по улицам расклеивают громадные, в натуральную величину, аляповатые изображения "Николая Кровавого", пьяного, еле держащегося на ногах, в мантии. С головы валится корона, под пятой груды окровавленных рабочих и пролетариев. Организованы группы и клубы "коммунистической молодежи", слышала их речи. Что за новое поколение даст оно России, думать жутко!