Автор: Галина Сиротинская
Дата: 2017-09-02 11:01

В 2017 году Россия отмечает 80-летние Большого террора. Это одно из самых страшных преступлений коммунистического режима по отношению к русскому народу. Анна Андреевна Ахматова, сын которой много лет провёл в сталинских концлагерях, так вспоминала эту трагедию:
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.


28 июня 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: «1.Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков. 2. Для быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (председатель),начальника управления НКВД по Западной Сибири,тов. Баркова, прокурора Западно-Сибирского края, и тов. Эйхе, секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии». 2 июля Политбюро приняло решение послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик телеграмму: 16 июля состоялось совещание Ежова с начальниками областных управлений НКВД для обсуждения предстоящей операции. С.Н. Мироновв (начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю) позже рассказывал: «Ежов дал общую оперативно-политическую директиву, а Фриновский уже в развитие её прора-батывал с каждым начальником управления „оперативный лимит“», то есть количество лиц, подлежавших репрессии в том или ином регионе СССР Миронов в заявлении на имя Л.П. Берия писал: «…в процессе доклада Ежову в июле я ему заявил, что столь массовые широкие операции по районному игородскому активу… рискованны, так как наряду сдействительными членами контрреволюционной организации они очень неубедительно показывают напричастность ряда лиц. Ежов мне на это ответил: „А почему вы не арестовываете их? Мы за вас работать не будем, посадите их, а потом разберётесь — на кого не будет показаний, потом отсеете. Действуйте смелее, я уже вам неоднократно говорил“. При этом он мне заявил, что в отдельных случаях, если нужно „с вашего разрешения могут начальники отделов применять и физические методы воздействия“»


Сотрудник НКВД Кондаков со ссылкой на своего бывшего начальника по Ярославскому управлению НКВД А.М. Ершова докладывал: «Ежов допустил такое выражение „Если во время этой операции и будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом совсем нет. Поэтому особо стесняться в арестах не следует“». «Начальники управлений, — показывал А.И. Успенский,— стараясь перещеголять друг друга, докладывали о гигантских цифрах арестованных. Выступление Ежова на этом совещании сводилось к директиве „Бей, громи без разбора“. Ежов прямо заявил, что в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но что это неизбежно». На вопрос Успенского, как быть с арестованными 70- и 80-летними стариками, Ежов отвечал: «Если держится на ногах — стреляй». 31 июля 1937 приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» был одобрен Политбюро ЦК ВКП(б), одновременно было принято решение о расширении системы лагерей ГУЛАГа, и подписано Ежовым. Теперь многие неосталинисты требуют справки, бумаги, документы, цифры о репрессиях. Все это важно. Но это не главное. Главное - это судьбы реальных, живых людей, ставших мучениками и заложниками кровавой машины террора. Давайте их сегодня вспомним. И давайте помнить о них всегда.


Лазарь Каганович по приказу Сталина репрессирован, то есть взорвал в 1931 году главный храм России - Храм Христа Спасителя. Это было знаком того, что горькая участь ждёт и храмовых служителей. Так и случилось. В 1937 г. на 10 лет без права переписки осужден был особенно близкий митрополиту Сергию священник, бывший настоятель храма Христа Спасителя, протопресвитер Николай Арсеньев, расстрелян и бывший ключарь протопресвитер Александр Хотовицкий. В 30-х гг. он служил настоятелем храма Ризоположения на Донской улице в Москве. Прихожанин храма А.Б. Свенцицкий так вспоминает о нем: «Я присутствовал в 1936—1937 гг. много раз на служении отца Александра. Высокий, седой священник, тонкие черты лица, чрезвычайно интеллигентная внешность. Седые, подстриженные волосы, небольшая бородка, очень добрые серые глаза, высокий, громкий тенор голоса, четкие вдохновенные возгласы... У отца Александра было много прихожан, очень чтивших его... И сегодня помню глаза отца Александра; казалось, что его взгляд проникает в твое сердце". А вот история простого сельского батюшки из подмосковной деревни, отца шестерых детей. Отца Николая арестовали в 1930 году и приговорили к двум годам исправительно–трудового лагеря. В заключении отец Николай работал сначала грузчиком торфа, а затем кладовщиком на Шатурской электростанции. Во время его заключения дома умерла от голода жена Елена. Голод был в то время такой, что если где умирала на дороге от истощения лошадь, то уже через несколько часов от нее не оставалось ни костей, ни копыт. В станицах на Кубани не осталось ни собак, ни кошек. Когда отец Николай освободился из заключения, ему был предложен приход в селе Высочерт в Белоруссии. Он был назначен в храм настоятелем и возведен в сан протоиерея. Во время служения отца Николая в Высочерте разразился голод. Семья спаслась от голодной смерти благодаря помощи директора маслозавода; это была глубоко верующая женщина, она оставляла семье священника бидон молока, за которым дети священника шли семь километров. В 1935 году протоиерей Николай был назначен настоятелем Введенского храма в селе Подлесная Слобода Луховицкого района Московской области. Когда отец Николай приехал в село, то община была рассеяна, а власти приняли твердое решение закрыть храм. Через некоторое время отец Николай собрал вокруг храма крепкую общину, храм был отремонтирован, а крест обновлен. Храм отец Николай содержал в идеальном порядке, это был дом Божий, куда люди шли на праздник. Несмотря на то, что у священника были больные ноги и порок сердца, он пешком обходил свой большой приход. Во время богослужений в храм приходило молиться столько народа, что он не вмещал всех, и люди стояли на улице. Для любого человека, проживающего в округе и попавшего в бедственное положение, священник стал последней опорой и надеждой. Никогда он не отказывал в просьбах нуждающимся. Зачастую, приходя домой, он говорил матери: «Мама, я сегодня вам на еду ничего не дам, у меня нет сейчас денег, все, что было, я отдал больным». Мать не возражала и не роптала, будучи уверенной, что Господь никогда не оставит того, кто оказал помощь ближнему. Сестра отца Николая, преподававшая пение, не раз говорила брату, что у него замечательные певческие способности. Видя, какие пришли времена, и опасаясь за судьбу брата, она не раз указывала ему на его исключительный слух и хорошо поставленный голос и уговаривала оставить священническое служение: «Надо тебе спасаться, у тебя семья, подумай о семье, переходи петь в театр, у тебя всё будет — и слава, и деньги». Но он всегда отказывался от подобных предложений, говоря, что он уже взял свой крест, который донесет до конца. Вечером 25 января 1938 года вся семья сидела в комнате после богослужения. Было темно, горела всего лишь одна свеча, топилась печь, на которой готовилась еда, рядом расп — Кандауров здесь проживает? — грубо выкрикнул он.
—Дети, это всё! — сказал отец Николай, и хотя стал сосредоточенно серьезным, но прежний его мирный и ласковый настрой не изменился, и, уходя, он тепло попрощался со всеми. Во время обыска отец Николай держался спокойно, и, несмотря на то, что стоял январь и на дворе было холодно, из теплых вещей он взял лишь телогрейку. После ареста священник был заключен в тюрьму в городе Коломне, а затем в Москве. На следующий день состоялся допрос. Протоиерея Николая обвиняли в том, что он будто бы вел антисоветскую агитацию и распространял контрреволюционные слухи. Священник не признал себя виновным. В тот же день «дело» было закончено, следователь составил обвинительное заключение и отправил его на рассмотрение Тройки. 2 февраля Тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. Протоиерей Николай Кандауров был расстрелян 17 февраля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой. (Источники: ГАРФ. Ф. 10035, д. 19762. Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Кн. 5. Тверь, 2001. Кандауров Ростислав Николаевич. Воспоминания. Рукопись).




Россия была обескровлена перед Великой Отечественной войной массовыми расстрелами священнослужителей, крестьян, интеллигенции, уничтожением храмов, раскулачивание и коллективизацией на селе. Обороноспособность страны Сталин подорвал и репрессиями в армии. Из пяти первых маршалов СССР были расстреляны Тухачевский и Егоров, умер в тюрьме Блюхер. В живых остались только Буденный и Ворошилов. В армии происходили тотальные аресты. Хватали командармов, флагманов флотов, комдивов, комбригов, а также офицеров высшего звена вплоть до полковников. По подсчетам известного военного историка Сувенирова, из 767 офицеров высшего ранга 412 были расстреляны ( Сувениров О. Ф. Трагедия РКК 1937 -1938, М. 1998). Кстати, были расстреляны и многие чекисты, сотрудники НКВД проводившие массовые казни. Сами репрессии 1937 года в официальных источниках и в народе назывались ежовщиной. Николай Ежов с одобрения Сталина раскрутил маховик репрессий. Однако вскоре, как водится, руководство СССР заявило о перегибах. Николай Ежов сначала был перемещен в другое ведомство, потом арестован и через два года в 1940 расстрелян в Сухановской тюрьме.


Если московских батюшек расстреливали в Бутово, то священнослужителей, церковнослужителей и простых мирян северных областей расстреливали на Левашовском полигоне под Ленинградом, сейчас там строится храм. Расскажу хотя бы о некоторых.

Константин Мелетиев родился 20 мая 1884 года в семье священника. Учился в 1894-1906 годах в Архангельске, сначала в духовном училище, потом в духовной семинарии. Окончил семинарию по второму разряду (на «хорошо»). В августе 1909 года был рукоположен во диакона, потом во пресвитера. В 1909 году отец Константин стал одновременно настоятелем Благовещенского собора, законоучителем Кольского одноклассного приходского училища, заведующим Кильдинской приходской школой. Кроме того, он впоследствии был благочинным всего нашего края. В советский период отец Константин приложил много усилий, чтобы старинный Благовещенский храм Колы (единственную в то время каменный храм на всем Кольском полуострове) не закрыли. Действительно, закрыть этот храм смогли только после ареста священника. К отцу Константину во время следствия применяли пытки, как и к тысячам людей, прошедшим через советскую мясорубку. Одна из самых страшных пыток состояла в том, что подследственному несколько ночей подряд попросту не давали спать. В ходе изнурительных ночных допросов отца Константина пытались уличить в развёртывании агитации контрреволюционного и антисоветского характера. Однако священник настаивал, что никакой агитационной работы не проводил. И всё же 3 сентября 1937 года на допросе многие пункты обвинения отец Константин подписал. Однако, подписывая «признание», отец Константан приял весь удар на себя: он ничего не подписал против проходившего с ним по одному делу члена церковной двадцатки Немчинова, не добились от протоиерея Константина и показаний «о соучастии в антисоветской деятельности» верующих мирян или иерархов Православной Церкви. Священник никого не оговорил. Обвинительное заключение, утвержденное 26 сентября 1937 года заместителем начальника Мурманского Окружного отдела НКВД г. Мурманска содержало такой вот перечень «преступных деяний», якобы совершённых отцом Константином: враждебное отношение к советской власти, систематическая контрреволюционная агитация, искажение сущности сталинской Конституции, активизация деятельности церковной двадцатки путём вовлечения в неё молодёжи, организация нелегального сборища верующих у поселкового совета. О законном суде и судопроизводстве тогда и речи не было для многих и многих людей. Второпях и неправедно судили особые «Тройки», судебные органы «чекистов». Вот и следственное дело отца Константина было направлено на рассмотрение Тройки УНКВД Ленинградской области. В протоколе её заседания от 4 октября 1937 года записан окончательный приговор – расстрел. Время исполнения точно не указано: скорее всего, протоиерей Константин Мелетиев был расстрелян 5 или 9октября 1937 года. Убитый чекистами батюшка был похоронен на Левашовском кладбище. Отец Константин пока еще не прославлен в лике святых. Даже памятной доски нет на том храме, ради сохранения которого он пошел на такие жертвы. Сам Спаситель сказал: «По плодам их узнаете их». Что нам до того, какое вранье нарисовал в своих протоколах жуликоватый следователь, какие подписи подделал! Главное, что протоиерей Константин отдал жизнь за Христа, а храм Благовещения в Коле стоит, его давно уже вернули верующим, там совершаются богослужения Если же случалось, что даже и в сталинские период какие-либо следователи выносили более-менее мягкие приговоры, то они сами подвергались взысканиям.

Пример тому – дело последнего настоятеля Трифонов Печенгского монастыря иеромонаха Паисия (Рябова). Его кассационная жалоба была услышана и поначалу вместо высшей меры ему дали 10 лет концлагерей. Однако потом власти спохватились, распустили всю тройку, выносившую вердикт, лишили их званий, должностей. Дело пересмотрели, отца Паисия приговорили к смертной казни. Последний настоятель Трифонов Печенгской обители был расстрелян в Левашовской пустыне под Ленинградом 28 декабря 1940 года в день памяти основателя своего монастыря преподобного Трифона Печенгского.

В одном из концлагерей Коми умер 2 августа 1940 года от непосильным работ, жестокого режима и цинги послушник Трифонов Печенгского монастыря Фёдор Абросимов. Он причислен к лику святых.



Можно привести как пример и дело простого колхозника. За что Сталин расстрелял русского мужика Чазова? Вот его история.


 Колхозник колхоза «Труженик» Ново-Борчатского сельсовета Крапивинского района современной Кемеровской области Григорий Чазов, приговорённый «тройкой» к расстрелу 22 марта 1938 года был вызван с группой других заключеных якобы для отправки на этап. Их по одному выводили из камеры и направляли за дом, где уже была приготовлена братская могила. Григорий Чазов получил удар по голове сзади от коменданта тюрьмы, а двое неизвестных, насунув ему шапку на глаза, повели за дом и сильным толчком бросили его в глубокую яму. Упав в яму, Чазов почувствовал под собой тела стонущих людей. По этим людям неизвестные ему лица ходили и стреляли в них. Чазов, лёжа между трупами, не шевелился и таким образом остался жив. А когда расстреливавшие люди уехали, оставив яму незакопанной, — вылез и пошёл домой в колхоз, находившийся за 45 километров от места расстрела. Впоследствии, совместно с братом Фёдором, Чазов приехал в Москву искать справедливости — направились к Михаилу Калинину, откуда они оба были направлены в Прокуратуру СССР. Там после допроса с санкции заместителя Прокурора СССР Г. Ро-гинского оба были арестованы и Рогинский написал Фриновскому о необходимости привлечения к ответственности лиц, «небрежно выполнивших приговор о расстреле». 20 июня 1938 года Григорий Чазов был расстрелян в Москве, а его брат 29 июля по докладу Рогинского был осуждён как социально-вредный элемент на 5 лет заключения. Дело № 33160 на 17 человек, в том числе Григория Чазова, было грубо сфабриковано: обвинительное заключение было составлено уже 19 января 1938 года, а все необходимые допросы были проведены позднее, с 16 по 19 февраля, и оформлены задним числом, причём в деле отсутствовали какие-либо документы и свидетельские показания. В связи с этим в 1939 году прокуратура СССР внесла протест на решение по делу Чазова. В чем же обвинялся Чазов? В поджоге пихтового завода, колхозной скирды соломы, отравлении стрихнином трёх колхозных лошадей и антисоветских разговорах ( из книги " Процедура. Исполнение приговоров в 1920 - 30 годах"). Несколько слов о Бутовском полигоне. Теперь там на окраине Москвы построен каменный храм в честь новомучеников Российских. А что же происходило там в 1937 году?


По имеющимся на сегодня документам в Бутове с 08 августа 1937 г. по 19 октября 1938 г. расстреляны 20761 человек. Основную часть расстрелянных составляют жители Москвы и Московской области; две с небольшим тысячи – из регионов Российской Федерации; 1,468 человек – уроженцы Украины, 604 человека – из Белоруссии; 1702 человека – выходцы из республик Прибалтики, есть уроженцы Молдавии, Закавказья, Средней Азии и Казахстана. В Бутове были расстреляны жители и уроженцы других государств: Германии, Польши, Франции, США, Австрии, Венгрии, Румынии, Италии, Югославии, Чехословакии, Турции, Японии, Индии, Китая и многих других. Кроме русских, которых в Бутове примерно 70% от общего числа, преобладают латыши, поляки и евреи, за ними по численности идут украинцы (755 человек), немцы, белорусы. Всего же национальностей насчитывается свыше шестидесяти. Подавляющее большинство расстрелянных (80-85%) были люди беспартийные; около половины из всех имели низшее образование. Одним словом, это были люди, далекие от политики. Здесь расстреливали и 15–16-летних мальчишек (есть один 13-летний) и 80-летних стариков. Опустошались целые семьи и селения.

В основном все-таки шло истребление мужской части населения: мужчин расстреляно здесь почти 20 тыс., женщин – 858. Если говорить о профессиях и роде занятий пострадавших в Бутове, то больше всего здесь загублено простых рабочих; за ними, по численности, следуют служащие советских учреждений, потом крестьяне. Следователи называют крестьян «землепашцами» и «хлеборобами», то есть – кормильцами земли Русской. По количеству расстрелянных вслед за крестьянами следуют люди, пострадавшие за веру. Надо сказать, что следственные крестьянские дела и так называемые дела «церковные» тесно переплетаются друг с другом. В первые годы после революции и вплоть до конца 1930-х гг. крестьянство было той силой, что встала на защиту гонимой и преследуемой Русской Православной Церкви. Множество уголовно-следственных дел (в том числе дел крестьян, расстрелянных в Бутове) свидетельствуют о сопротивлении крестьянства при изъятии церковных ценностей, поругании святынь, закрытии храмов и монастырей. Следом за «церковниками» по численности идут так. наз. «лица без определенных занятий», в числе которых могут быть и священники, и ученые, и люди из «бывших» (бывшие князья, графы и т. д.), и обычные уголовники. Что касается профессий, то, кажется, нет такого рода занятий, представителей которых не было бы в списках убиенных в Бутове. Тут железнодорожники, бухгалтеры, работники торговли и сферы обслуживания, сторожа, моряки, первые советские летчики, пенсионеры, кустари, преподаватели школ, училищ, техникумов и вузов, студенты, заключенные тюрем и ИТК, милиционеры, пожарные, врачи, агрономы, художники, литераторы, спортсмены, сотрудники НКВД, партийные и комсомольские работники, руководители крупных предприятий – трестов, фабрик, заводов, словом, в земле Бутова лежит весь народ, все его представители… (страница в контакте Храма новомучеников в Бутово «Бутовский полигон наша Русская Голгофа» https://vk.com/butovo_poligon, Москва)


Вот как рассказывает о репрессиях священник Владислав Цыпин. Власть не располагала иными надежными средствами атеистического воспитания населения, кроме террора. И он обрушился на православную Церковь в 1937 г. с таким тотальным охватом, что, казалось, приведет к искоренению церковной жизни в стране. Как и во времена древних врагов христианства Декия или Диоклетиана, самые большие потери понес епископат, почти полностью истребленный гонителями. В Казани арестовали и расстреляли правящего архиерея архиепископа Венедикта (Плотникова), уже ранее приговоренного к смертной казни по делу священномученика Вениамина, но потом помилованного. 25 июля 1937 г. в Нижнем был арестован правящий митрополит Феофан (Туляков). В тюрьме владыку подвергли жестоким пыткам, а 21 сентября особой тройкой областного управления НКВД он был приговорен к расстрелу и 4 октября казнен. Затем арестовали и викарного архиепископа Богородского Александра (Похвалинского) вместе с 13 священниками и диаконами приходских церквей. Тройкой НКВД все арестованные были осуждены на смертную казнь и 11 декабря расстреляны. Арестованы, а потом приговорены были к смертной казни викарий Нижегородской епархии епископ Ветлужский Неофит (Коробов) и проживавший на покое престарелый епископ Фостирий (Максимовский), все духовенство Ветлуги и множество мирян. Епископ Фостирий замерз на этапе в варнавинскую тюрьму. В октябре 1937 г. был арестован Патриарший экзарх Украины митрополит Киевский Константин (Дьяков). После 12 дней пыточных допросов его расстреляли. Одной из своих родственниц, особенно тяжело переживавшей его гибель, владыка явился во сне стоящим на пустыре у свеженасыпанного могильного холма и сказал: «Здесь лежит мое тело». На Лукьяновском кладбище, расположенном возле тюрьмы, где расстреляли владыку, она обратилась к одному из кладбищенских сторожей, внушившему ей своим видом особое доверие, и он оказался тем самым могильщиком, кто зарывал останки убитого митрополита. Отпевание священномученика совершил проживавший в Киеве схиархиепископ Антоний, в прошлом владыка Таврический Димитрий (князь Абашидзе). Митрополит Константин был из вдовых протоиереев, за год до его казни были расстреляны его дочь Милица и зять Борис. 1938 г. в застенках скончался от пыток митрополит Одесский Анатолий (Грисюк). В 1937 году на Украине были арестованы и потом расстреляны архиепископ Екатеринославский Георгий (Делиев), архиепископ Житомирский Филарет (Линчевский) и епископ Ананьевский Парфений (Брянских). Тогда же арестовали престарелого архиепископа Харьковского Александра (Петровского). Его посадили в холодногорскую тюрьму. Осенью 1939 г. в судебно-медицинский морг из корпуса неизлечимо больных колонии НКВД на Каченовке привезли останки старца с номером на ноге и с бумагой, в которой сообщалась фамилия усопшего —Петровский. Доктор морга оказался из бывших иподиаконов; вместе с привратником, который был монахом в сане архимандрита, они сразу опознали владыку Александра, несмотря на то, что он был острижен и обрит. Из тюрьмы поступило приказание: труп возвратить, так как он отправлен в морг по ошибке. Но архимандрит и доктор отправили труп одного безродного в тюрьму с документамизаключенного Петровского, а покойного архипастыря облачили по-архиерейски, и архимандрит-привратник, отпевавший тайком всех попадающих в морг, отпел и владыку.




Арестованным архипастырям НКВД предъявляло те же бредовые и фантастические обвинения, что и партийным вождям, военачальникам, инженерам, врачам, кретьянам. Архиепископа Смоленского Серафима (Остроумова) обвинили в том, что он возглавлял банду контрреволюционеров и террористов. Архиепископа Орловского Иннокентия (Никифорова) арестовали вместе с 16 священнослужителями города «за клерикально-фашистскую аговорщическую деятельность». Митрополиту Нижегородскому Феофану (Тулякову) ставилосьв вину, что по его указаниям, основанным на директивах московского церковно-фашистского центра, клерикальные банды проводили поджоги, диверсии и осуществляли террористические акты: совершили более 20 поджогов в Лысковском районе, уничтожали заготовленный пиломатериал и лес на корню, сожгли салотопный завод, принадлежавший Лыськовскому райпотребсоюзу. Епископа Ветлужского Неофита (Коробова) обвинили «в проведении активной контрреволюционной работы, направленной на свержение советской власти и реставрацию капитализма в СССР», «в создании церковно-фашистской, диверсионно-террористической, шпионско-повстанческой организации с общим числом свыше 60 участников», и в личном руководстве «подготовкой терактов, сбором шпионских сведений, поджогами колхозов, уничтожением колхозного поголовья», в том, что он переправлял «шпионские сведения митрополиту Сергию (Старгородскому) для передачи разведывательным органам одного из иностранных государств». В 1937— 1939 гг. был истреблен почти весь российский православный епископат. Помимо уже упомянутых архиереев погибли митрополиты Серафим (Александров) Павел (Борисовский), архиепископы священномученик Фаддей (Успенский), Питирим (Крылов), Прокопий (Титов), Гурий (Степанов), Ювеналий (Масловский), Серафим (Протопопов), Софроний (Арефьев), Глеб (Покровский), Никон (Пурлевский), Феофил (Богоявленский), Борис (Шипулин), Андрей (Солнцев), Максим (Руберовский), Тихон (Шарапов) — и это только малая часть сонма святителей-священномучеников, проливших кровь за Христа в годы большого террора. В день праздника Введения во храм Божией Матери в 1937 г. на допросе в тюрьме скончался от пыток бывший проректор Киевской Духовной Академии настоятель церкви Николая Доброго в Киеве протоиерей Александр Глаголев. В самом начале 1937 г. разворачивается кампания массового закрытия церквей. Только на заседании 10 февраля 1937 г. Постоянная комиссия по культовым вопросам рассмотрела 74 дела о ликвидации религиозных общин и не поддержала закрытие храмов только в 22 случаях, а всего за год закрыли свыше 8 тыс. церквей. В Одессе осталась одна действующая церковь на кладбище. В Мурманске, Коле и во всей Мурманской области с 1938 до 1946 года не было ни одного действующего храма. Они были закрыты, а их настоятели репрессированы (прим. авт.). В годы предвоенного террора смертельная опасность нависла над существованием самой Патриархии и всей церковной организацией. К 1939 г. из российского епископата помимо главы Церкви — Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия на кафедрах остались 3 архиерея — митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский и управляющий Патриархией Сергий (Воскресенский) и архиепископ Петергофский Николай(Ярушевич), управляющий Новгородской и Псковской епархиями (по книге протоиерея Владислава Цыпина "История Русской Православной Церкви 1917 - 1997 годы). Сейчас многие репрессированные священнослужители и миряне прославлены как новомученики. Их иконы есть в православных храмах, есть в наших домах. Мы молимся им, и по их святым молитвам возрождается Православие на Руси.

Галина Сиротинская