Еврейское преступление в Сталинграде



Автор: BR doc
Дата: 2014-04-24 00:20
Газета «Парижский вестник» Париж №26 от 5 декабря 1942 года, с.5.
1.
Нижеприводимые в переводе, исключительно интересная статья, прислана Начальнику Управления немецким офицером из под Сталинграда. Автор «Еврейского преступления в Сталинграде» до весны этого года состоял при германском командовании во Франции и знал лично некоторых русских в Париже. Перед нами, словно прямо из степи, среди груды жалких деревянных бараков и глиняных мазанок высятся развалины выгоревших многоэтажных домов, остовы крытых рынков, башен, складов и транспортных контор, ныне превращенных в хаос стали и железа, пепла, мусора и щебня. Это развалины прежнего советского центра военного снабжения, центра, носящего имя Сталина, ибо именно здесь справлял он некогда свои первые кровавые триумфы. Эти развалины, как, будто говорящие о каком то мнимом расцвете, на самом деле свидетельствуют только о том, что десятки тысяч рабочих, были порабощены единственно во имя безудержного стремления к захвату советского союза, стремления, продиктованного евреями. Над тракторным заводом «имени Дзержинского», над оружейным и сталелитейным заводами «Красная баррикада» и «Красный октябрь» нависли, как над кратерами вулканов, тяжелые, черные дымчатые тучи, в которых то и дело вспыхивают дрожащие багряные отблески огненных фонтанов немецких бомб и гранат. В этот кромешный ад, с непрерывным, боем врезаются наши танки, бомбометчики, пехоты и саперы, шаг за шагом пробиваясь к близкой и теперь уже повсюду достигнутой Волге, борясь одновременно и против фанатизма еврейских комиссаров и против упорства советских солдат. На этом то фоне, на всех покидаемых русскими западных улицах, по которым сплошной массой текут немецкие подкрепления, разыгрывается один из актов русской трагедии, акт, который, несмотря на всю свою очевидность, все же недостаточно замечен мировым общественным мнением. А между тем, он очень заслуживает быть отмеченным, как типический образчик еврейско-большевистского глумления над этим замученным краем. Заслуживает быть отмеченным и сопоставленным со всеми прочими безобразиями, творимыми над русским народом, чуждым ему по расе, меньшинством пришельцев. По топкой грязи, под проливным дождем, под холодным осенним ветром, тяжело шлепают смертельно-уставшие полуголодные женщины, старики и дети, непрерывным потоком движущиеся из Сталинграда на запад, в занятые и уже замиренные немцами местности. Многие ранены: бредут на костылях, руки на перевязи, головы забинтованы. В мешках, за спиной, какой то жалки скарб; иногда его тащат в тележке. Картины бездонного горя и сердце раздирающей нищеты, картина, развертывающаяся перед нами вот уже много недель подряд. На перекрестках улиц образовались стоянки. Сотни и тысячи этих жалких созданий примащиваются кое-как на своих пожитках, едва защищаясь от ветра и непогоды какой-нибудь крышкой от ящика. На отсыревших кострах, больше дымящих, чем греющих, варят пшенную кашу. На ночь люди забиваются в развалины немногих еще полууцелевших домов. Что ожидает эти десятки тысяч лишившихся крова и родины беглецов на бесконечных перегонах по пустынной и голодной степи? Да еще и имея в виду предстоящую русскую зиму? какая участь готовится этим, закутанным в лохмотья, замученным и озлобленным женщинам, этим голодным и кричащим детям, этим старикам и старухам, безучастно глядящим своими полу-потухшими уже глазами? Немецкое командование почитало своим первейшим долгом немедленно после занятия той или другой части города, дышащего войной и смертью, удалять из него все гражданское небоеспособное население, направляя его в области более отдаленные и где жизнь казалась более обеспеченной. Изо всех сил оно, вместе с тем, старалось хоть сколько-нибудь смягчить горькую участь беженцев: их отводили по заранее указанным дорогам в заранее определенные для убежищ места. При этом использовалось всякое порожнее место во всяком обратном камионе или телеге: лишь бы увезти подальше отсюда. На некоторых пунктах виднеются крупные надписи, предписывающие возвращающимся порожняком колоннам остановиться и подобрать русских беженцев. Немецкие солдаты помогают им погрузить на камионы свое имущество и – случалось – дадут кусочек хлеба или свежую повязку на раны. Но как же случилось, что все эти меры, само собой разумеющиеся с немецкой точки зрения ведения войны, - стали здесь необходимыми? Почему Сталин приказавший защищать город до последнего кирпича, одновременно с этим, не позаботился об эвакуации и размещении его гражданского населения? Возможно ли допустить, мыслимое ли это дело, что не только преступная непредусмотрительность, но и преступное пренебрежение к русской жизни, скажем больше: - преднамеренное еврейское стремление загубить ее, является причиной того, что наши отряды победоносно, в бою дошедшие до Волги, к своему великому удивлению, наткнулись здесь не только на русских солдат, но и на все гражданское население полумиллионного города, за исключением евреев. Мы отправились к беженцам, которые тот час же, десятками окружают нас. На наш вопрос, как случилось, что вы все давным-давно не увезены отсюда в места безопасные? Почему этого не сделало ваше правительство? Они, наперерыв спешат рассказать прежде всего свою собственную историю, свои страдания – действительно ужасные. Каждому хочется вытрясти, наконец, весь тот страх, все те мучения, которые подавляли его неделями, месяцами. Текут слезы, вырываются проклятия. Сам русский народ обвиняет кровавую тиранию своих еврейских начальников. Начиная с августа месяца, весь Сталинград находился под обстрелом тяжелых немецких орудий. С 23 сентября началось наше наступление на северную часть с находящимися там тремя большими военными заводами. Понятно, при таких обстоятельствах, что 30000 рабочих занятых с начала войны производством танков на заводе «Дзержинского», да 13000 рабочих броневого завода «Красная баррикада», постоянно задавали своему начальству все один и тот же назойливый вопрос: «когда же увезут наших жен и детей из сферы немецкого огня и переправят их на тот берег Волги?» Уже в течении многих месяцев в Сталинграде нельзя было ничего достать, кроме ежедневного рациона хлеба – 300 грамм. Произошло это оттого, что в прошлом году сюда эвакуировали из больших еврейских центров Украины и южной России множество евреев с туго набитыми кошельками, и они, постепенно, скупили здесь все достижимые пищевые продукты; скупили и припрятали. На черном рынке яйцо тогда продавалось за 15 рублей, литр молока или хлебец – за 50 руб. Для огромной же массы рабочих эти цены были вполне недоступны, потому что даже доведенная до последнего напряжения стахановщина не обещала ничего, кроме голода. и тем не менее какой-нибудь гражданин Виктор Петрович Матвеев с двумя молочными детьми, с беременной женой, с 88-летним старичком отцом; или гражданка Мария Спиридоновна Кирякина с четырьмя детьми, неизменно получала от еврея, директора завода – все тот же ответ: «Сталин приказал, чтобы завод продолжал работать».


2.
Итак. рабочим от имени Сталина заявили, что они – те же солдаты, и, если не будут работать, то – расстрел. Однако, так как городское население продолжало волноваться, дирекции заводов соблаговолили, наконец, устроить собрание всех служащих, мастеров и представителей рабочих для того, чтобы растолковать им смысл этого ужасного распоряжения из Москвы. такие собрания устраивались несколько раз. Присутствовавшие на них затем должны были немедленно передать эти истолкования всем остальным рабочим. Русские, мужчины и женщины, давно уже привыкшие к терпению и выносливости, а теперь уже после 20-ти лет всеми дьявольскими способами отучавшиеся от личной воли и самостоятельного суждения, - подчинились. И вот – большая часть их мастерских рассыпалась в прах; их жилые бараки сгорели; и голод все явственнее стал налагать свою печать на лица женщин и детей.  Руководимые евреями заводы неумолимо оставались при своих требованиях: брони, брони, брони!  Так продолжалось до т23 сентября. А когда на рассвете этого дня рабочие и работницы явились на свои заводы, они нашли все выходы и входы запертыми: все товарищи руководители, почти все –евреи, бежали ночью, покинув без предупреждения своих подчиненных, всех тех, кого они принуждали работать под страхом сталинской угрозы! Теперь их просто предоставили самим себе.   Началась полная анархия. все присутственные места, все булочные были закрыты. Даже сталинградский комендант, генерал-лейтенант Вдовин, со всем своим штабом, оказался на том берегу Волги.   В этот момент величайшей беспомощности, предоставленные своей судьбе, десятки тысяч сталинградцев с молниеносной яркостью поняли, наконец, одно: все они преднамеренно обречены на смерть и погибель, ибо в течении многих месяцев уже они видели, что некая избранная часть гражданского населения планомерно перевозится в места безопасные. Эту часть составляли евреи.   Портниха Юлия Александровна Мятова наблюдала это многократно. Повар больницы ном. 6 только теперь понял то, что он видел еще в июне и июле и чему тогда не придал значения. Рабочему Семену Константиновичу Шавцову стало вдруг ясно, почему все евреи-служащие в один прекрасный июньский день не явились на тракторный завод: все сталинградские евреи в установленный срок, тогда, когда еще никакой непосредственной опасности Сталинграду не угрожало, были систематически эвакуированы.   Эта эвакуация производилась штабами красной рабоче-крестьянской армии. Штабы своевременно осведомляли евреев, что благоразумнее будет передвинуться в места более безопасные, и указывали им таковые места. Военные камионы предоставлялись евреям для перевозки не только их самих, но и всей их «обстановки». Переправа через Волгу была отлично налажена, а на том берегу их опять ждали другие камионы для дальнейшего следования, чтобы доставить избранный народ, со всем его имуществом возможно удобнее и безопаснее туда, где немецкие бомбы и гранаты не будут их больше беспокоить и где они, без всяких, связанных с войною, помех, смогут продолжать по-прежнему опутывать и околпачивать, высасывая из него кровь, русский народ.   Для в вдаль глядящей масонской политики было совершенно безразлично, что станется со всей массой этого русского народа; важно было только то, что евреи по-прежнему оставались его руководителями.   Идеологически коммунизм был обоснован евреями и через них и их лакеев он стал в России величайшим преступлением всемирной истории. Вполне согласно с еврейскими намерениями желание и впредь сохранить за евреями роль руководителей советского населения, особенно при проведении той системы, которая хочет довести до конца (т.е. до полного уничтожения всех тех народов, которые не захотят подчиниться еврейскому владычеству) свою игру с международным капитализмом, тоже руководимым евреями. Негодование и отчаяние изображаются на лице врача Елизаветы Илларионовны Фроловой, служившей в сталинградской санитарной инспекции, когда она говорит, что она это хорошо поняла и хотела бы всем рассказать, что делалось в Сталинграде с 23-го сентября. Семьи разбивались: мужчины зачислялись в рабочие батальоны для сооружения укреплений, или же прямо давали им в руки ружье и отправляли на передовые позиции; женщин же, стариков и детей просто бросали на произвол судьбы. Правда, 25 сентября ген.-лейт. Вдовин снова вернулся в Сталинград. и даже попытался было эвакуировать окраины города, переселив все население в превращенную в крепости прежние военные заводы. Но эта попытка должна была кончится неудачей. беженцы рассказывают, что образовавшиеся тогда огромные скопления народа привели только к расстрелам.  Как вообще велики были кровавые жертвы среди городского населения? Сосчитать их трудно, но улицы города были усеяны трупами и среди беженцев не найдется ни одной семьи, которая не оставила бы своих покойников в Сталинграде.  28 сентября комендант попробовал начать официальную эвакуацию гражданского населения, т.е. попробовал сделать то, что не было сделано в свое время и что сделать теперь не было никакой возможности; к тому же, средства передвижения предоставлялись только военным частям, а не обывателям, а пристани на Волге и сама она находились под непрерывным огнем. При таких условиях всякий предпочел остаться в той земляной дыре, в которую он успел скрыться.  Еврейское преступление в Сталинграде не могло уже быть предотвращено, время было упущено, было поздно. Основной закон, по которому дети, женщины и небоеспособные мужчины не должны принимать участия в войне, этот основной закон, который всегда соблюдался и будет соблюдаться с немецкой стороны (соблюдается даже тогда, когда сооружается защита занятых нами областей (напр., берегов каналов) – этот основной закон не был выполнен даже по отношению к своему собственному народу; он был выполнен только по отношению к евреям, они одни были эвакуированы. Это составляет одно из самых больших преступлений советского правительства и подтверждает самой своей беспримерностью тот факт, что руководительство русским народом находится не в русских руках, а только в еврейских.