Сатана смеется



Автор: BR doc
Дата: 2014-04-10 00:08
Смеется сатана... 
Он победил человека!
А. Черных.

Юмор - лучший показатель развития нации. Над шутами и карлами, над человеческими уродствами смеялись бояре. Екатерининские - вельможи учились смеяться у Вольтера. Золотой век русского искусства ознаменован созданием своего, особенного русского юмора, всегда социально-направленного, идущего часто об руку с трагедией, глубокого гоголевского, мягкого, но часто бестолкового юмора Чехова. Большевики разрушили в нашей стране все «до снования» как и обещали в своем гимне. Не пощадили и русской сатиры. Изгнав из страны или уничтожив лучших юмористов, запретив чтение и хранение последнего русского юмористического журнала «Сатириконъ», они приступили к созданию своего «пролетарского» юмора, Андреевский зал кремлевского дворца переполнен депутатами верховного совета. Человек с отвислыми усами, ломаным русским языком произносить речь. И вот, как пишут потом в газетах, в середине речи «в публике - веселое оживление», «в зале - смех». Сталин изволил сострить. Он сказал, что люди «пассивные» (т. е. не кричащие ежеминутно о своей преданности коммунистам) по его мнению - «ни рыба, ни мясо (веселое оживление). Ни Богу свечка‚ ни чорту кочерга (смех)». Смех! Вот он советский, жизнерадостный смех, убийственный сталинский юмор. Тифлисские налетчики, батумские грузчики и жидовские остряки, типа Радека поработали должно быть, над выработкой этого страшного юмора «отца народов». Обращаясь к стране, с которой СССР внешне в мирных отношениях, Сталин опять шутит: «пусть эти господа не лезут, со своим свиным рылом в наш, советский огород». Зал хохочет. Люди буквально корчатся от смеха, поражаясь утонченному остроумию оратора. На другой день на стенах домов красуются уже плакаты со свежим «шутливым» изречением вождя. И с его легкой руки пошел этот «юмор» гулять по всей России, превратился в новую советскую манеру шутить. Очень показательно, что в СССР был только один юмористический журнал «Крокодил». издававшийся органом ЦКВКП(б) «Правдой». Не забыть одного номера за 1938 год, когда интеллигенция доживала последние дни, а все способное и мыслящее в красной армии было уже разгромлено. Нарисован был глава НКВД Ежов, рукой, в железной перчатке сжимающий барахтающегося орущего человечка в очках и с «вредительской» бородкой. Сочная кровь брызжет из сдавленного. Подпись: «железный нарком». Веселое оживление, смех. В актовом зале ленинградского университета, на высокой трибуне широколицый, чернявый еврей - Бела Кун, еще меньше Сталина искушенный в тонкостях русского языка. Он говорит о «врагах народа» (слушатели поневоле вспоминают, что на днях арестованы еще 200 студентов). «Они - острит Бела Кун -» варились в собственном соку и мечтали остаться живыми. Но славные наши наркомвнудельцы взяли, да и поджарили эту фашистскую котлетку. Поджаренные до красна, они признались в своих темных делишках. Теперь шелудивые псы расстреляны - все до одного. Туда им и дорога!» Смех в зале, веселое оживление. Так с этим юмором и обходились - другого не разрешалось. Можно сказать, что за эти четверть века в России очень мало смеялись. Анекдоты смешили до поры, до времени, а в последние годы и анекдоты вывелись. Кто же смеялся? Чей смех и чье «веселое оживление» были наградой грузинскому оратору? Во-первых, смеялся он сам. Да и как было не смеяться - всех, кто ему помог взобраться на недосягаемую высоту - он сам теперь перестрелял, пересажал в тюрьму, остался один наслаждаться полнотой власти.


Смеялись братья Кагановичи, три брата-министра. И папа Каганович смеялся с ними, видя, что мальчики так замечательно пошли в ход. Смеялись разжиревшие чекисты, смеялись, дрожа от страха, «мелкие сошки» - рядовые партийцы. Русский народ не смеялся. И все-таки юмор в народе - жил. Он прорывался и в творчестве «стопроцентных» пролетарских юмористов и в анекдотах и в песнях, неизвестно кем сочиненных. Как только объявлена была Сталиным «свобода» печати, ее сразу же окрестили свободой... «пищат и верещати» Ввели большевики вместо обыкновенной недели «пятидневку». Уже на следующий день все знали, как называть дни новой недели: «серп, молот, холод, голод‚ капут». По всей России извиваются хвосты очередей‚ люди становятся за хлебом в три часа утра. И беспризорники, греясь в котле для варки асфальта, распевают: 
Мы живем пятью словами:
«Кто последний я за вами»:
А разоренные крестьяне сочиняют сотни частушек о своем несчастьи:
Крыша снята, телка взята‚
Нечем сеять и пахать,
Привыкать пора, ребята,
Пятилетку выполнять.
Нету спичек, нету мыла;
Нету дома своего –
С непривычки трудно было.
А привыкли - ничего!
И даже в карцерах концентрационных лагерей, где томились не желавшие работать на Сталина, в карцерах, которые прозвали «тюрьмой в тюрьме», где люди получали триста грамм хлеба и воду в течение месяца, даже там не угасал юмор, раздавались слова «веселой» песни:
Колокольчики, бубенчики ду-ду‚
На работу я сегодня не пойду.
Пусть, взрывается и рвется аммонал;
Нет, не нужен Беломорский нам канал!
Это и было все, что создал народ, высмеивая свое собственное горе; это и был знакомый нам «смех сквозь слезы». От него кривились губы в жалкую улыбку, от него становилось чуточку легче переносить унижения и издевательства. Но от него «веселое оживление» не приходило. Именно этого, истинно народного юмора больше всего боялись большевики. Насмешки над собой они никому, никогда не прощали. За «террористическую деятельность», за «вредительство» суд революционного трибунала присуждал людей иногда к 6-8 годам тюрьмы, в то время, как за один антисоветский анекдот, можно было получить десять лет без всякого суда - по «особому совещанию». Вот два сорта юмора, бывшие в советской России. Тем, кто смеялся там вместе со Сталиным, тем, кто скалил зубы над страданиями своего народа, тем - в новой России, рождение которой гораздо ближе, чем это многим кажется, - места не будет.

Николай Давиденков
Газета «Парижский вестник» Париж №64 от 4 сентября 1943 года, с.6.