Автор: Анатолий Стенрос
Дата: 2014-02-26 00:26

…Время славы и восторга!
Как сильно билось русское сердце при слове отечество! С каким единодушием соединили мы чувства народной гордости и любви к Государю!..
А. С. Пушкин
Выпьем‚ товарищи, за русский народ, который так и- не воспользовался нашими ошибками!
И. В. Сталин

Как Пушкин, по окончании Отечественной войны, верно определил слитность народной гордости с преданностью царю, так и Сталин на кремлевском банкете по случаю окончания последней войны, своим циническим тостом справедливо выразил отчуждение нашего народа от навязанной ему враждебной власти. Когда во главе победоносных войск в Париж вступил белокурый статный красавец всероссийский император Александр Благословенный, из толпы парижан к нему ринулся какой-то француз с криком:
- Почему вы не пришли раньше? Мы давно вас ждем!
На безукоризненном французском языке император ответствовал:
- Придти раньше мне помешала храбрость французских солдат.
Эти слова были поняты, как рыцарский жест по отношению к побежденным‚ облетели Париж в тот же день, а еще через несколько дней стали известны всей Франции. Миф об азиатских варварах, несущих разорение и гибель, рассеялся как пороховой чад окончившейся войны. Вместо свирепых мстителей, явившихся для того, чтобы рассчитаться за конский навоз, оставленный в Успенском соборе, парижане увидели добродушно насмешливых, но подтянутых и дружелюбно настроенных гостей, ничем не пытавшихся напомнить о своем преимущественном положении. Приказ по войскам императора, вошедший в историю под названием «приказ о милосердии», не только направлял волю императорского воинства, но и выражал эту волю, воспитанную в духе суворовских заветов: русский воин переставал видеть в военном противнике врага тотчас, по достижении победы над ним, в чем французы и убедились. За время оккупации русскими войсками Парижа, ни один житель его не смог пожаловаться на какое-либо притеснение; не заплакал ни один ребенок, не побледнела ни одна женщина; ни одна курица не попала в солдатский котел неоплаченной. Для того, чтобы не стеснять горожан, войска не были даже расквартированы. Они были расположены походным бивуаком на площадях и в парках. Французской благодарности хватило ненадолго; лет через пятнадцать уже на парижских подмостках кривлялись какие-то актеры, высмеивая русских. И только обещание императора Николая I прислать на издевательскую постановку несколько сот тысяч «зрителей в солдатских шинелях», побудило правительственную цензуру запретить комедию. Но в описываемое время, французы были ошеломлены и страх перед завоевателями сменился восхищением, о котором красноречиво повествуют все французские газеты стошестидесятилетней давности. С восторгом описывая поведение оккупантов, они признавались, что вместо предполагавшихся лишений, русские принесли с собой праздничную радость святой Пасхи. Александровский триумф, бесспорно, превосходил любой из наполеоновских, потому что французы откровенно склонились не только перед силой нашего оружия, но и перед величием русского духа... Эта война законно была названа Отечественной. С тех пор, и до сих, ни один русский человек ее иначе не называл. И никогда она не будет называться иначе, потому что у русских людей было отечество, которое они защищали столь же самоотверженно, сколь искренно дорожили его честью, воплощенной в добровольном повиновении Помазаннику Божию, и в нем самом... Последняя война тоже названа отечественной, но никто из русских по доброй воле так ее не называет и называть не будет, потому что так ее назвали и называть заставляют не русские люди, а те, что пьют «за русский народ» его же кровь. Бесстыдной ложью является название последней войны отечественной. Такое название, прежде всего другого, противоречит самой большевицкой логике, если она вообще существует. Ведь коммунисты всегда утверждали, что советская власть это «диктатура пролетариата», в то же время убеждая, что «у пролетариата нет отечества» и только когда пришлось спасать, по всем швам затрещавшую шкуру, в пропагандной терминологии коммунистов появилось «социалистическое отечество», звучащее нелепо, безграмотно, как «темный свет» или «холодная жара», рассчитанное на слабоумных. Однако, действительность этот расчет нарушила... Русских можно упрекать в чем угодно, только не в трусости, не в неумении или нежелании защищать свою родину. И тот факт, что в первые два года войны к немцам в плен ушло пять миллионов русских людей, лучше всяких рассуждений доказывает, что защищать им было нечего, а то, что их защищать заставляли, было чем угодно, только не отечеством, самими же большевиками убитого в лице Царя-Батюшки, в течение целого тысячелетия это Отечество представлявшего. 

Если же на третий год русские, все-таки, драться стали, то в этом заслуга не коммунистов, а национал-социалистов, в победе над собой, оказавших большевикам помощь большую, чем все большевицкие союзники вместе взятые... В 1812 году на защиту Веры, Царя и Отечества русские поднялись без митинговой и пропагандной шумихи, стихийно, несмотря на все происки врага. Наполеон был умнее Гитлера и понимал то, чего фюрер уразуметь никак не желал. Что войну можно выиграть, в известных случаях, малой кровью, привлечением политических симпатий населения неприятельской стороны. И если в России Наполеон просчитался, то только потому, что, будучи продуктом французской революции, он искренно верил в угнетенность российского населения; перед походом он заготовил пропагандные листовки, в которых торжественно сулил русскому крестьянству немедленное освобождение от крепостной зависимости. В наполеоновском обозе приютились русские коллаборанты, представители либеральствующей интеллигенции, будущие декабристы, но у крестьян, за очень редким исключением, революционная пропаганда успеха не имела. Зато царский манифест всколыхнул страну так, что правительство, ни военные власти, не сумели использовать в войне и десятой доли добровольных ополченцев, из чего, собственно, главным образом, и родилось партизанское движение. Средства связи в те времена уступали нынешним, и в такой огромной стране, как Россия, оказалось немало мест, куда весть о начавшейся войне пришла к ее окончанию. Получив такую весть, чукчи, например, немедленно снарядили в путь отряд воинов в полном боевом вооружении, с луками и стрелами, на помощь Большому Солнцу. Но их ожидало разочарование: преодолев на оленях больше шести тысяч верст, они не застали Большое Солнце в русской столице, Оно уже победно сияло во французской. Трудно в заслуженной мере сравнить героизм давыдовских партизан с бесчинствами, не к ночи будь помянутыми, «сталинскими». Достаточно вспомнить, что первые нападали на сильнейшую армию в мире, нередко вооруженные только вилами и дрекольем, а вторые из новейших автоматов, по приказу Сталина, расстреливали собственное население, мстя ему за то, что оно осталось в тылу немцев на насиженных местах. Первые тревожили Наполеона, жаловавшегося даже Кутузову на «незаконные приемы войны» (на что, кстати, Михаил Илларионович ответил, что за армию ручается, а народный гнев умерить бессилен), на сталинских же партизанов жаловался сам народ; жаловался немцам, выпрашивая у них оружие для самообороны. Еще труднее сравнивать победу над французами с победой над немцами: первая украсилась бессмертной славой царского приказа о милосердии, а вторая покрыла несмываемым позором коммунистическую партию из-за ее, чуждого русскому сердцу, призыва ко мщению. Вступая в пределы Германии, советские солдаты увидели на пограничных столбах плакаты с указательным пальцем и надписью «проклятая Германия». Одновременно, им раздавали листовки с сочинением мастера советской пропаганды - Ильи Эринбурга, всего два слова - «убей немца!». Советские солдаты, впервые в истории, снабжались специальными книжками, туда начальство заносило количество убитых немцев. По достижении известного числа, солдат приобретал право на медаль и денежное вознаграждение. Таким путем, защитников «социалистического отечества» превращали в убийц, а войну в убийство, такую войну признать отечественной способен только человек лишенный национального достоинства и потерявший совесть... Второй отечественной войны еще не было, но она будет. Это будет война за возвращение украденного Отечества; война против чудовища, впущенного в нашу страну ее внутренними врагами за спинами русских солдат, накануне их победы над врагами внешними. Нерусское чудовище это будет уничтожено, как уничтожались все иноплеменные орды внутри России, под девизом – за Веру православную, за Царя русского, за Отечество историческое, за наше Отечество!

Анатолий Стенрос
Газета «Наша Страна» Буэнос Айрес №1186, вторник, 14 ноября 1972 года, с.1-2.