Философия Войны. Военная этика и воинская этика
Автор: А. Керсновский
Дата: 2015-10-18 23:31
Под военной этикой мы разумеем совокупность правил и обычаев - как кодифицированных, так и не кодифицированных, - которыми противники должны руководствоваться на войне. Под воинской этикой - правила и обычаи, которые члены военной семьи соблюдают при сношениях друг с другом - и вся военная среда в сношениях с невоенными.Конец XVII века и почти весь XVIII век - с их “кабинетными войнами”, веденными за государственные интересы профессиональными армиями - были золотым веком человечества. Война велась без ненависти ко врагу - да и “врагов” не было - были только противники, упорные и свирепые в бою, учтивые и обходительные после боя, не терявшие чувства чести в самом жарком деле. После битвы на Требии Суворов приказал вернуть шпаги взятой в плен 17-й полубригаде из уважения к двухсотлетней славе и доблести Королевского Овернского полка, из коего она была составлена. За полстолетие до того, при Фоншенуа, шотландцы сблизились на пятьдесят шагов с Французской Гвардией, продолжавшей безмолвно стоять. Лорд Гоу крикнул французскому полковнику: “Прикажите же стрелять”. “После вас, господа англичане!” - ответил французский командир граф д'Отрош, учтиво отсалютовав шпагой. Залп всем фронтом шотландской бригады положил сотни французов. Это: “Apres vous, messieurs les Anglais!” стало нарицательным. Свою роль в истории двух народов эпизод этот сыграл - о нем сто семьдесят лет спустя напомнил Фошу маршал Френч, когда та самая шотландская бригада пожертвовала собой, прикрывая отход французов в критическую минуту под Ипром. Современная военная этика - лишь бледная тень той, что была выработана поколениями воинов за полтораста лет кабинетной политики и профессиональных армий. Всего того запаса чести, отваги и учтивости хватило и на полчища Первой Республики - полчища, предводимые офицерами и унтер-офицерами старой королевской армии, смогшим привить своим подчиненным традиции и дух, в которых сами были воспитаны. Революция 1789 года с ее вооруженными “массами” нанесла жестокий ущерб военной этике. Уже столкновения вооруженного французского народа с вооружившимися народами испанским и русским воскресили картины варварских нашествий и религиозных войн.


Исследуем с точки зрения воинской этики наименее тяжелый из
этих случаев - сдачу генерала Клюева. Генерал Клюев по справедливости считался блестящим офицером
Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим
местом был бы пост начальника штаба Северо-западного фронта. В июле 1914 года
он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск
для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен
начальником штаба Юго-западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни
начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в
решение уравнения со многими неизвестными. Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус
вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила
его, лишив половины и без того слабых кадров и разбив на три четверти
запасными. По своим качествам это были второочередные войска - не втянутые и
неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить.
Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса.
XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала
похода в полное расстройство. Генерал Клюев - только жертва своего
предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера
из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет.
Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно
неизвестен... И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела
получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем
смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника, - то пусть пеняет
на себя. А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он
сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в
том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче
такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но
никогда не подозревал, что он еще имеет честь командовать. Чем выше служебное
положение, тем эта честь больше. А командир корпуса - человек, при появлении
которого замирают, отказываются от собственного “я” десятки тысяч людей,
который может приказать пойти на смерть сорока тысячам, - должен эту честь
осознать особенно и платить за нее, когда это придется, - платить, не дрогнув. Когда за шестьдесят лет до сдачи генерала Клюева, в сражении
на Черной Речке, командир нашего III корпуса генерал Реад увидел, что дело
потеряно, что корпус, который он вводил в бой по частям, потерпел поражение, -
он обнажил саблю, пошел перед Вологодским полком и был поднят зуавами на штыки. Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк
храброго Первушина и пойти с ним - и перед ним - на германские батареи у
Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой - либо мог быть взят в плен с оружием
в руках, - как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он
слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном
каземате и никак не представлял его тут же - на кальтенборнском поле. Подобно
Небогатову, он сдался “во избежание напрасного кровопролития”, не сознавая, что
яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее
кровотечения, что это “избежание кровопролития” чревато в будущем
кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель
в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачи врагу. Мы подошли теперь к вопросу о капитуляциях. Лучше всего этот
вопрос был разработан французскими уставами после печального опыта 1870 года.
За сдачу воинской части в открытом поле - все равно, при каких бы
обстоятельствах и на каких бы условиях она ни состоялась - командир подлежит
смертной казни. Что касается капитуляции крепостей, то у нас есть два
примера: безобразная сдача Новогеоргиевска генералом Бобырем и почетная
капитуляция генерала Стесселя в Порт-Артуре. Не будем бесчестить этих страниц
описанием преступления Бобыря. Рассмотрим лучше сдачу Порт-Артура. Общественное мнение было чрезвычайно сурово к генералу
Стесселю, обвиняя его в преждевременной сдаче крепости со всеми запасами
боевого снаряжения. Если бы гарнизон состоял из металлических автоматов,
крепость, конечно, могла бы продержаться еще, до истощения всех запасов, но это
были люди - и притом люди, бессменно выдерживавшие восемь месяцев осады,
неслыханной в Истории. В том, что японцам был сдан материал, виноват не Стессель, -
Устав, допускающий такую очевидную несообразность, как “почетная капитуляция”.
Дело в том, что, при заключении таковой, победитель первым и непременным
условием ставит сдачу в полной исправности всей артиллерии и снаряжения и, в
обмен на воинские почести - на салют саблей - получает сотни орудий и миллионы
патронов. Мы считаем, что единственным выходом из положения может быть
не “капитуляция” - т.е. договор, заключаемый парламентерами, а просто сдача без
всяких условий, но, предварительно, со взрывом всех верхов и приведением в
полную негодность всего вооружения. Так поступил в Перемышле генерал Кусманек,
благодаря чему наш Юго-западный фронт не смог воспользоваться богатым
перемышльским арсеналом в критическую весну 1915 года, тогда как немцы долгие
недели гвоздили французские позиции на Изере артиллерией Мобежа, а
новогеоргиевскими пушками экипировали свой эльзасский фронт... Благородный
противник отдаст воинские почести и в этом случае. А от неблагородного почестей
вообще принимать - не след. Они лишь оскорбили бы нашу честь. Защитники форта
Во и крепости Лонгви отказались принять свои шпаги из рук динанских убийц. Наравне с капитуляцией следует вынести из воинского обихода
такое издевательство над присягой, как согласие на привилегированное положение
в плену за честное слово не бежать. Это придумал сибарит для сибарита, а не
офицер для офицера. В общем, воинская этика “снизу вверх” - подчиненных в
отношении начальников - заключается в соблюдении “писаных” правил. Сверху вниз
- от начальников к подчиненным - в соблюдении правил “неписаных”. Соблюсти
требования воинской этики начальнику труднее, чем подчиненному: с него больше
спрашивается, ибо ему и больше дается. Два качества лучше всего выражают сущность воинской этики:
благожелательность к подчиненным - таким же офицерам, как начальник - и
сознание величия “чести командовать”.
Предыдущее: | Первая мировая война: воспоминания последних свидетелей |
Следующее: |
Философия войны. Качества военного человека |
Лучшее по просмотрам: | Кто развязал Первую Мировую войну |
Последнее: | Оболганная война, еще раз к 100-летию окончания Первой мировой |