Памяти Кубанской Армии…
Автор: Брацун (Вырубов) Егор
Дата: 2012-07-21 12:20
В этом году исполнилось 92 года со дня капитуляции на Черноморском побережье в районе Сочи – Адлер частей Кубанской армии, ВСЮР(а). Событие не только трагичное для нашей Кубани, но имеющее много последствий и сейчас. В 20 – х числах апреля 1920 г. из-за неразберихи в верхах Вооружённых Сил на Юге России, и фактически изменнической позиции последнего командующего армией атамана Букретова и его видного помощника генерала Морозова, сдалось по разным оценкам от 35 – до 60 тысяч Кубанских казаков… Казаков той самой армии, которая очищала от красных Кубань, Ставрополье, Кавказ, те кто брал Царицын (якобы «неприступный» по версии коммунистических историографов) и наступал на Камышин в 1918 – 1919 гг. И только славные кубанские генералы А.Г. Шкуро и С.Г. Улагай до последнего пытались спасти хотя бы часть армии… И не нужно делать казаков и их якобы «не желание драться» некими козлами отпущения, не желали правильно руководить другие, те кто был в ближайшем окружении генерала Деникина. Многие очевидцы отмечают что казаки не только были за продолжение борьбы и всеми силами сами хотели переправится в Крым для продолжения борьбы… Финальным аккордом этой трагедии стал проход пленных офицеров армии 28 апреля 1920 г. по улицам славного града Екатеринодара… Вот как об этом вспоминал непосредственный участник, полковник и бывший командир (последний) 1 – го Лабинского полка Кубанской армии Фёдор Иванович Елисеев: «Мы вошли в город с северной стороны, где жили рабочие. В красных газетах писалось, что сдалось 60 тысяч казаков. Это была сенсация для всего населения Кубани, но которой не верилось. И вот «они», сдавшаяся Кубанская армия, вошла в свой стольный город Екатеринодар. Вот почему весь народ и высыпал на улицы, чтобы убедиться так ли это? Мы проходили по улице, где находились разные мастерские, где жили рабочие, которые теперь все высыпали со своих дворов, чтобы убедиться в действительности, и от которых можно было ожидать недобрых выкриков по нашему адресу. Но их не только что не было, а на лицах смотревших была явная печаль и сожаление. Видимо, власть красных ими была yжe хорошо сознана. Мы были как будто рады, что наконец-то прибыли к цели. Густой массой, заполнив всю ширину улицы и оба тротуара, мы скорым шагом двигались по Бурсаковской улице. Впереди нас, верхом на лошади, идет важно наш глава колонны, матрос. За ним мы — старшие офицеры. И уже в самом городе все жители высыпали со всех дворов и домов и молча, удивленно смотрят на нас. Смотрят именно удивленно и молча. Какое впечатление на жителей могла произвести эта мрачная масса кубинских казаков, появившихся в своем стольном городе в таком виде и в таком беспомощном положении — без оружия, в черкесках нараспашку, с сумами через плечи и с бурками под мышками, в черных замызганных папахах.
Таких ли казаков они привыкли видеть здесь на протяжении более чем столетнего существования этого казачье-запорожского города! Центр Кубанского Войска. Войсковой центр черноморских и линейных казаков. Чисто военный город. Красная улица, всегда переполненная военными в папахах разных цветов, в черкесках таких же разных цветов, с погонами всех рангов и чинов, где на скамейках сидели отставные генералы и Севастопольской кампании 1854 — 1855 годов, и Русско-турецкой войны 1877 — 1878 годов, Ахал-Текинской операции генерала Скобелева; тут же проходили щеголи-писари, затянутые полами на черкесках при серебряных кинжалах, — и Войскового штаба, и управления Екатеринодарского отдела, и чины Войсковой капеллы, шествовавшие строем со своими музыкальными инструментами в городской сад, чтобы услаждать слух гуляющей там по вечерам публики. Всегда при белых бешметах — то в голубых, то в красных, то в черных черкесках, шли они «в ногу» по Красной улице, имея впереди казачат-музыкантов. Все в погонах, многие с белыми нашивками урядников, чем гордились, как достойно заслуженного звания.
Это ли не было щегольство! Это не была ли гордость казачья! Это ли не было достоинство Войсковое! И как все это радовало всех, и радовало сердца тех, кто хотел служить своему родному и кровному Кубанскому Казачьему Войску!
И вот теперь — в каком виде вошли мы в наш родной исторический казачий город, видавший славных Кошевых Атаманов Черноморского казачьего войска, былых запорожцев — Захария Чепигу, Антона Головатого, Котляревского, Бурсака, Безкровного, Завадовского, Рашпиля, Кухаренко.
Увидели бы они нас теперь, потомков своих, — повернулись бы в гробах от стыда и обиды! Или, как написал по этому поводу балладу черноморский кобзарь Александр Пивень:
Такэ дило там зробылось — у городи Сочи,
Нэ слухалы б мои вуха, нэ бачылы б очи.
Подойдя к Екатерининской улице, что идет от вокзала к Красной улице, колонну остановили. Казаки сразу же присели отдыхать, где как могли. Мы, старшие офицеры, шедшие в голове колонны, оставались стоять, осматриваясь по сторонам, и ждали чего-то. Солнце уже садилось. Вечер был тихий, теплый и приятный. Нас никто не охранял. Я рассматриваю угол этих двух улиц, знакомых мне с 1910 года. Влево, на обоих углах, до самого конца были «Кавказские мастерские», где многие заказывали черкески, бешметы, папахи. Мастера были грузины. Отлично они все шили. Заказывал и я там черкески. Теперь здесь все совершенно иначе. Мастерских уже нет. Левый угол закрыт на ставни и наглухо забит досками, крест-накрест по диагоналям. Внешне казалось, что этот нижний этаж каменного двухэтажного дома не жилой. Жизнь была лишь во втором этаже со многими огнями в раскрытых окнах.
Вдрут из глубины этого, казалось, нежилого нижнего этажа, как будто очень далеко, донеслась до нас столь знакомая мелодия дорогого нам напева:
Многоводная, раздольная,
Разлилась ты вдаль и вширь.
Мы насторожились и, болезненно прислушиваясь, молча переглянулись, как бы спрашивая один другого — кто это здесь? и почему они поют именно «Ты Кубань, ты наша Родина»? Песнь из нутра здания ширилась, укреплялась в своей мощи и через заколоченные наглухо ставни, словно рыдаючи по загубленной казачьей жизни, достигла улицы:
За твою ли славу старую,
Жизнь свою ли не отдать...
Мы вновь переглянулись в недоумении. И потом лишь узнали, что здесь помещалась «областная чека», а пели кубанские казаки-смертники, узнавшие о нашем прибытии и дававшие нам о себе знать. Мы стоим. Вдруг на Бурсаковской улице, справа, за Екатерининской, с шумом распахнулись ворота, и со двора скорым широким шагом буквально выбросилось около сотни красноармейцев в колонне по-шести. Они не были похожи на красноармейцев, которых мы уже много раз видели. Это были стройные, напористые и хлесткие ребята. Все в кителях, в галифе, в хороших сапогах и при шпорах. Они при шашках, револьверах, с карабинами через плечо. В руках стеки и хлысты. Из-под фуражек, хулигански брошенных куда-то далеко на затылок, вихрились кудлатые волосы, а на грудях красовались пышные красные банты.
Мы поняли сразу, что это «специальные войска Чека». Дойдя до головы нашей колонны, они быстро заняли выходы в обе эти улицы, сняли с плеч свои карабины, поставив их между широко расставленных ног, готовые в любой момент вскинуть их «на изготовку». Мы поняли, что это значит. Легкий холодок страха пробежал у меня по спине. Конец, конец нашей воли. И если до этого момента каждый из нас, даже и генерал, мог абсолютно незаметно скрыться, в особенности казаки, то теперь мы поняли, что этого сделать уже нельзя».
В дальнейшем офицеры Кубанской армии были практически все поголовно уничтожены. Кто просто попавшись под горячую руку новым властителям, кто во время Улагаевского десанта в августе 1920 г. когда боялись бунта пленных офицеров, не малая часть была уничтожена в лагерях Севера и Сибири… Даже те кто пошел служить в РККА были уничтожены в ходе многочисленных последующих репрессий…
Из гибели цвета кубанского казачества и офицерства тогда, вытекают многие современные недуги Кубани. Как то ряженные казаки с грудями в наградах носить которые они не имеют никакого права, засилье чуждых для Руси и Кубани культур, мараты гельманы с их выставками на Кубани, пренебрежение собственной культурой, моральное вырождение и пропаганда культа наркотиков, насилия, секса… Внучатый племянник одного тогдашнего кубанского генерала, видный знаток истории казачьих и офицерских родословных, и просто родословных Кубани, сказал как-то мне, что ещё в советское время он ездил по кубанским станицам и не нашел не одного прямого потомка многих офицерских казачьих родов большая часть из которых разделила трагедию Кубанской армии…
И не стоит винить в поражениях и бедах только лишь пресловутых «кубанских самостийников», вина за общую неразбериху и поражение Белого Движения на всём Юге России и трагедию Кубанской армии лежит прежде всего на всех вождях Добровольческого движения как то генералы Деникин, Романовский, Врангель, а трагедия Кубанской армии это прежде всего вина атамана Букретова (не казака) и генерала Морозова (не казака). Такие видные генералы кубанцы как А.Г. Шкуро и С.Г. Улагай до последнего стремились вывести хотя бы часть армии. И вот 92 года спустя иду по той же улице Бурсаковской, переименованной тогда новыми властителями Кубани в улицу Красноармейскую, прохожу мимо того угла Бурсаковской и Екатерининской где пленные казаки перед расстрелами пели красивую и гордую песню «Ты Кубань, ты наша Родина!». Там сейчас здание ФСБ. И только грусть на сердце, так как везде и всюду на улицах града Екатеринодара последствия и духовные и материальные, гибели цвета кубанского казачества и офицерства, крестный путь которых начинался на этих старых городских улицах…
Ещё раз вслушаемся в гимн Кубанского казачества, который пели перед расстрелами в конце апреля 1920 г. Кубанские казаки в своём войсковом Граде…
ТЫ, КУБАНЬ, ТЫ, НАША РОДИНА
Слова отца Константина Образцова полкового священника 1 – го Кавказского полка 1914 г.
Ты, Кубань, ты, наша родина,
Вековой наш богатырь!
Многоводная, раздольная,
Разлилась ты вдаль и вширь.
Кубань была их Родной землёй пожалованной русскими Государями, которую они любили и за которую проливали свою кровь и пот, превращая её в цветущий край…
Из далеких стран полуденных,
Из заморской стороны
Бьем челом тебе, родимая,
Твои верные сыны.
Они были её верными сынами, и били челом, но пленённые уже сатанисткой властью в своём Войсковом Граде.
О тебе здесь вспоминаючи,
Песню дружно мы поем,
Про твои станицы вольные,
Про родной отцовский дом.
Дома, по своим вольным станицам их ждали родные семьи, молодые жёны, дети – казачата, и пели они песню про свои вольные станицы в последний раз, прощаясь и с Кубанью и с Волей для Кубани.
О тебе здесь вспоминаючи,
Как о матери родной,
На врага на басурманина
Мы идем на смертный бой.
Вспоминали всегда во всю более чем вековую историю казачьей Кубани, и шли на смертный бой и за Русь и за Кубань, и били всех врагов Великой России…
О тебе здесь вспоминаючи,
За тебя ль не постоять,
За твою ли славу старую
Жизнь свою ли не отдать?
Отдавали жизнь, за честь и славу Кубани, стояли за неё, бились за неё, и не их вина в поражении их Дела…
Мы, как дань свою покорную,
От прославленных знамен
Шлем тебе, Кубань родимая,
До сырой земли поклон.
Они слали ей поклон в последний раз, в самом центре славного града Екатеринодара, идя на свою Голгофу, не желая менять свой самобытный казачий уклад перед интернациональной дьявольской властью, слали поклон офицеры и казаки многих славных полков и станиц, которые покрыли себя неувядаемой славой во всех войнах за Русь Святую. И приняла их Сыра Земля, на Кубани и повсюду где они несли свой крест. Своей предсмертной песней они слали послание нам, будущим поколениям, кто может увидеть историю Родной земли не искажённой, не оклеветанной, не извращённой, а в полном Её Свете, Чистоте и Праведности, сможем ли мы услышать это послание в своих сердцах?
Егор Брацун (Вырубов) 30 апреля 2012 г.
