Ревнитель военных знаний. Эмигрантские дороги Николая Головина
Автор: К.М. Александров
Дата: 2011-02-19 18:35
10 января 2009 года исполнилось 65 лет со дня кончины Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Лишь через полвека после смерти его творческое наследие оказалось востребовано в России, в первую очередь, благодаря переизданию на родине избранных трудов{1}. Однако не меньшую ценность сохраняет богатая историко-документальная коллекция Головина, которая хранится в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета. Личный фонд основателя Зарубежных высших военно-научных курсов (ЗВВНК) насчитывает сотни единиц хранения, в том числе уникальные документы, малоизвестные рукописи и описания боевых действий, статьи, письма.
НАША СПРАВКА
Головин родился 22 февраля 1875 года в Москве в семье участника Севастопольской обороны 1854-1855 годов генерал-лейтенанта Н.М. Головина. 18 октября 1885 года он был определён в Пажеский корпус, а с сентября 1892 года в возрасте 17 лет считался вступившим в действительную службу{2}. 7 ноября 1893 года в старшем специальном классе последовало производство в камер-пажи Высочайшего Двора. После окончания курса наук по первому разряду и производства 8 августа 1894 года в офицеры 2-й конно-артиллерийской батареи перед Головиным открылись перспективы блестящей карьеры. 16 октября состоялось ожидаемое им прикомандирование к гвардейской Конно-артиллерийской бригаде для испытания по службе и перевода. В 1896 году молодой гвардейский офицер опубликовал свой первый труд: «1812 год. Отечественная война и её герои». В Николаевской академии Генерального штаба 8 августа 1898 года Головин был произведён в следующий офицерский чин. При окончании академии по первому разряду Головин б мая 1900 года был произведён в штабс-капитаны гвардии с переименованием в капитаны Генерального штаба и направлен в распоряжение штаба Петербургского военного округа. Его последующая служба тесно связана с Петербургом, что наложило отпечаток на взгляды Головина. В беседе с единомышленниками в июле 1941-го он подчёркивал: «Есть люди, считающие, что Россия ближе к Азии, чем к Европе. Это совершенно неверно. 4/5 российского населения живёт к западу и к югу от Волги. Центр нашей культурной, исторической и экономической жизни находится в Европе. Азия для нас колония, куда Россия несёт сеет европейской культуры»{3}.
В петербургский период Головин стал деятельным участником Общества ревнителей военных знаний, занимая в 1905-1907 годах должность секретаря. 6 февраля 1908 года подполковник Головин удостоился звания экстраординарного профессора Николаевской академии Генерального штаба по итогам защиты диссертации «Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как бойца». Позднее он писал: «Человек, участвующий в бою, находится в патологическом состоянии и поведение бойца не есть поведение нормального человека, поэтому понять истинную сущность войны без применения психологического анализа невозможно»{4}.
В 1908-1909 годах Головин находился в командировке во Франции при академии Генерального штаба. Здесь он попал под сильное влияние её начальника бригадного генерала Фердинанда Фоша (впоследствии маршала Франции, в штабном вагоне которого 11 ноября 1918 года были подписаны документы об окончании Первой мировой войны). В Петербурге Головин представил программу коренной реорганизации системы военного обучения путём настойчивого внедрения любимого Фошем учебно-воспитательного «прикладного метода». Суть «прикладного метода» заключалась в отрыве занятий по тактике от кабинетного изучения и в их приближении к жизненной необходимости{5}. Свои взгляды Головин обосновал в диссертации «Опыт применения прикладного метода обучения при обучении тактике в Императорской Николаевской военной академии», успешно защищенной на звание ординарного профессора, присвоенное 18 апреля 1909 года{6}. 6 декабря профессор Головин произведён в полковники Генерального штаба. «Настойчивый и умный, хотя и неоригинальный», по воспоминаниям генерал-майора Б.В. Геруа{7}, Головин с 1910 года приступил к практическому осуществлению задуманной программы в стенах академии. Признанием его заслуг стали ордена Св. Станислава 3-й степени (1904), Св. Анны 3-й степени (1906) и Св. Станислава 2-й степени (1912){8}. Однако, заручившись поддержкой генерал-лейтенанта Д.Г. Щербачёва, бывшего в 1907-1912 годах начальником академии, Головин не учёл специфики столичных охранительных тенденций. Его инициативы встретили оппозицию профессора по кафедре русского военного искусства генерал-майора А.К. Баиова, полагавшего, что «прикладной метод развалит научно-воспитательную ценность академии, направив её на путь... унтер-офицерских школ и полковых учебных команд»{9}. «Классик» Баиов призывал заниматься не слепым копированием франко-германской традиции, а восстановлением русской национальной военной доктрины, сложившейся на основании опыта побед русской армии XVIII века. Академическая конференция в большинстве склонилась на сторону Головина. Среди его последователей были известные специалисты – Геруа, А.А. Свечин и другие.
Главную роль в разгроме головинского «кружках в Николаевской военной академии сыграл заведующий обучающимися офицерами полковник Михаил Бонч-Бруевич, брат будущего управляющего делами Совнаркома. Бонч-Бруевич, по оценке Геруа, оказался «бесчестен, бездарен, завистлив; сгорал скрытым властолюбием»{10} и не мог простить сотрудникам Головина дважды проваленной диссертации на профессорское звание. Именно ему принадлежал использованный в отношении Николая Николаевича политический ярлык «младотурок» и представление военному министру В.А. Сухомлинову всей реформаторской деятельности в стенах академии как «революционно-политической». В 1912-1913 годах главных популяризаторов «прикладного метода» — Щербачёва, Н.Л. Юнакова и других – постепенно удалили из академии, а полковник Головин 7 января 1914 года получил «вне очереди» назначение командиром отдельного 20-го драгунского Финляндского полка и уехал из столицы к месту расквартирования полка в Вильманстранд Выборгской губернии{11}.
Первую мировую Николай Николаевич начал на Юго-Западном фронте. О его бесстрашии и мужестве уже в первые месяцы кампании, которые он провёл командиром (с 25 июля 1914 года) лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Отдельной гвардейской кавалерийской бригады (ею командовал генерал-майор барон Маннергейм, будущий президент Финляндии), красноречиво свидетельствовали ранение, контузия и Георгиевское оружие, полученное 9 марта 1915-года. С 24 октября 1915 года Головин исполнял должность начальника штаба 7-й («профессорской») армии, которой командовал хорошо знакомый ему по академии Щербачёв. б декабря наш герой был произведён в генерал-майоры{12}.
Во время Луцко-Черновицкой битвы 1916 года войска Щербачёва и Головина на самом сложном участке фронта отбросили противника за реку Стрыпа, «в великолепном боевом порядке прорвали линии врага, и вышли на стратегический простор»{13}, взяв за период с 24 мая по 4 июня 38 тысяч пленных, 41 пушку, 25 минометов и 180 пулемётов{14}. 9 декабря за выдающиеся заслуги при планировании операций, в первую очередь при прорыве на Стрыпе, Головин был награждён орденом Св. Георгия 4-й степени. Весной 1917-го Щербачёв сменил генерала от кавалерии В.В. Сахарова в должности помощника Главнокомандующего армиями Румынского фронта и забрал с собой Головина, ставшего и. д. начальника штаба в чине генерал-лейтенанта (после 8 февраля 1917-го). А вот обсуждавшееся в верхах назначение генерала Головина в 1917-м на должность начальника Николаевской военной академии так и не состоялось.
...Румынский фронт прекратил существование 10 января 1918 года. Начштаба фронта Головин пережил тревожные месяцы в Одессе и в декабре сумел выехать за границу сначала в Париж, а затем в Лондон. В качестве помощника по военным вопросам С.Д. Сазонова, министра иностранных дел правительства Колчака, зимой и весной 1919-го он участвовал в переговорах с союзниками об оказании ими материально-технической помощи белым армиям. Ценные воспоминания и материалы о переговорах сохранились в его архиве{15}. Прибыв летом в Омск, Головин принял участие в разработке плана Петропавловской операции. Однако в октябре в результате давней контузии у него обострились сильные головные боли. Ещё до крушения белого Восточного фронта Николай Николаевич был эвакуирован в Токио, а в 1920 году переехал из Японии во Францию. Так началось изгнание... Годы эмиграции принесли Головину известность талантливого специалиста в области военных знаний, истории военного искусства и социологии. Его единомышленником в области социологии стал Питирим Сорокин, а наиболее добросовестным оппонентом — исследователь русской революции Сергей Мельгунов. Статус и авторитет Головина подтверждает перечень занимаемых им в разное время должностей: преподаватель французской Военной академии, профессор Русского историко-филологического факультета при Парижском университете, член Русской академической группы, официальный представитель Гуверовской военной библиотеки в Париже (1926-1940), преподаватель Стэнфордского университета и военного колледжа в Вашингтоне (1930-1931).
Его работы изданы на русском, английском, французском, немецком, испанском и сербском языках, наибольшую известность за рубежом получили 32 из них{16}. В архивной коллекции Головина хранятся до сих пор не введённые в научный оборот уникальные рукописные мемуары участников Первой мировой войны и революции, бережно собиравшиеся на протяжении двадцати лет. В 1936-1938 годах Головин редактировал журнал «Осведомитель» (известны 5 номеров), издававшийся при Русском военно-научном институте в Белграде{17}.
Имя Николая Николаевича в истории русского зарубежья навсегда связано с развитием и военных знаний в изгнании, и его юношеской смены. В 1920-е годы Головин был одним из ближайших сотрудников великого князя Николая Николаевича младшего. Головин полагал неизбежным возобновление борьбы с большевиками, с непременным привлечением и «подсоветских» людей. По его замыслу белой военной эмиграции отводилась исключительная роль в воссоздании русской армии. Соответственно, требовались кадры офицеров, не отставших на чужбине от развития военного дела и не превратившихся в прозябавших по духу беженцев. С 1922 года генерал Головин занимался созданием кружков военного самообразования. В 1925-м существовали 52 подобных кружка, объединявшие 550 слушателей{18}. 27 марта 1927 года в Париже в зале Союза галлиполийцев лекцией Головина открылись ЗВВНК, главной задачей которых стала подготовка и переподготовка офицеров по программам Генерального штаба. На курсах преподавали известные русские академические специалисты: Геруа, полковник А.А. Зайцов, впервые читал курс по военной психологии генерал от кавалерии П.Н. Краснов. До 1 сентября 1939 года через курсы в Париже прошли более 400 офицеров (например, в 5-м выпуске учился генерал-майор А. В. Туркул). Но ввиду высоких требований и бытовых тягот, связанных с необходимостью учиться и работать, курсовую квалификацию (фактически высшее военное образование) получили лишь 82 слушателя{19}. 31 января 1931 года возникло отделение парижских курсов в Белграде, успешно работавшее до 1944-го стараниями генерал-майоров А.Н. Шуберского и Б.А. Штейфона и полковника Е.Э. Месснера. Белградские курсы произвели 6 выпусков, квалификацию получили 77 слушателей из 200 обучавшихся{20}. 1 сентября 1939 года генерал Головин объявил о закрытии курсов, «желая этим показать, что мы работали не на французов, а на будущую Россию»{21}. Многие выпускники ЗВВНК и сотрудники генерала Головина были связаны с деятельностью основанного Головиным в Париже в 1938 году Института изучения современных проблем войны и мира, сотрудники которого занимались исследованием локальных военных конфликтов и развитием доктрин европейских армий. До немецкой оккупации Парижа профессор Головин оставался активным членом РОВС. Осенью 1937-го, после похищения генерал-лейтенанта Миллера, встал вопрос о новом начальнике Союза. Временно исполняющий обязанности начальника генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов предложил Головину возглавить РОВС но Николай Николаевич отказался, посчитав, что во главе воинской организации белой эмиграции должен стать кто-либо из более известных боевых генералов, а не кабинетный учёный-теоретик{22}. Головин резко отрицательно относился к деятельности в эмиграции конспиративной «Внутренней линии», полагая, будто бы подобная организация «представляет собой своего рода «масонство», на почве которого легко вырастают такие ядовитые грибы как Скоблин»{23}. Головин воспринял известие о начале войны между Германией и СССР, как и многие белоэмигранты, с надеждой на радикальные изменения на родине и развертывание большой антисоветской русской армии из бывших чинов белых армий и советских военнопленных. Свои взгляды на перспективы падения советской власти он изложил на закрытом заседании сотрудников своего института в Париже 29 июля 1941 года. Головин предполагал, что, во-первых, эмиграции будет суждено «в ближайшем будущем войти в русскую жизнь врассыпную, вне привычных для эмигрантов организаций». Настаивая на немедленном возрождении новой российской армии, Головин указывал на невозможность механического превращения бывшей Красной армии в национальную вооружённую силу. «Состоя из русских людей, она, всё-таки, была не Русской армией, а армией III Интернационала... Должен быть изменён сам дух армии», — подчёркивал теоретик. Головин, считая главной социальной базой новой власти и армии раскрепощённое колхозное крестьянство, категорически возражал против любых реституционных проектов, выступая за немедленную передачу земли в собственность крестьянам и без восстановления прав бывших помещиков. Основную задачу будущей власти учёный видел в том, чтобы «найти жизненный практический синтез между здоровыми остатками капитализма и неутопическими, осуществимыми требованиями социализма... Синтез, возрождая в широкой мере частную инициативу и освобождая личность человека, обращенную большевиками в рабство, в то же время охранит его труд от бессовестной эксплуатации со стороны капитала»{24}. Своеобразно прозвучал следующий тезис генерала: «Концентрационные лагеря должны переменить своих постояльцев. Охраняющие места заключения станут заключёнными, а заключённые превратятся, быть может, в их стражу»{25}. В годы войны Николай Николаевич тяжело переживал свою невостребованность. 7 октября 1942 года в письме начальнику РОВС генерал-лейтенанту А.П. Архангельскому он писал: «Точно также, как и Вы, я для себя ничего не ищу, а желаю лишь одного — принести пользу нашей, возрождающейся в муках Родине»{26}. В отличие от большинства представителей русской диаспоры в Париже, Головин тесно сотрудничал с управлением делами русских эмигрантов во Франции Ю.С. Жеребкова, занимая должность председателя Военного комитета, постоянно публиковался на страницах «Парижского вестника», который до октября 1943 года редактировал полковник П.Н. Богданович. Антифашистская часть эмиграции считала такую позицию коллаборационистской, а «Парижский вестник» называла «прогитлеровским органом на русском языке»{27}. Сам Головин считал свою позицию прагматической. В частности, в феврале 1943-го в письме к П.Н. Краснову он признавал тот факт, что Сталину «удалось сейчас поднять русские народные массы на «вторую Отечественную войну» и писал: «Когда же видишь, какие феноменальные глупости они [немцы] делают во всех русских вопросах, болеешь душой за общее дело, с которым связана возможность возрождения той Святой Руси, которую мы с Вами так хорошо знали и которой по мере сил служили»{28}. В июле Головин встречался с бывшим советским генерал-майором В.Ф. Малышкиным, приехавшим в Париж вместо Власова, слухи об армии которого устойчиво циркулировали в эмигрантской среде с весны 1943 года. Головин лично разработал «Устав внутренней службы РОА» и проект «Положения о полевом управлении войск РОА», однако власовская армия в 1943 году так и не воплотилась в реальность, а номинальный командующий РОА пребывал в Берлине под домашним арестом. В конце лета 1943-го здоровье Головина резко ухудшилось. Этому способствовала и смерть 21 августа верной супруги Александры Николаевны. Сын Михаил служил в RAF Великобритании, Николай Николаевич остался в одиночестве. Соратники поместили его в небольшой санаторий, откуда он выписался в декабре, почувствовав себя лучше. Однако в первых числах января 1944 года во время авианалёта союзников на Париж генерал спустился в погреб, где просидел более часа, сильно простудился и получил воспаление лёгких. Он скончался в ночь на 10 января 1944 года{29}. Похоронили Николая Николаевича Головина на знаменитом кладбище Сен-Женевьев-де-Буа{30}.
Кандидат исторических наук К.М. Александров
Примечания:
{1} См., например: Головин Н.Н. Военные усилия России е Мировой войне. М. 2001; а также: Военно-исторический журнал (Москва). 1993. №1, 2, 4, 6. 7, 9-11; Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. Российский военный сборник. Вып.16. Сост. И.В. Домнин. М. 1999. С.75-118: Знание и опыт // Там же. С.341-343 и др.
{2} РГВИА. Ф.409. Оп.1. Д.131948. П/с 80827/1-39. Л.165 166.
{3} Цит. no: HIA. Collection gen. N.N. Golovin. Box 18. Пути возрождения России (отчёт полк. Н.В. Пятницкого о лекции ген. H.Н. Головина, прочитанной 29 июля 1941). Л.4.
{4} Цит. по: Головин Н.Н. Наука о войне. О социологическом изучении войны. Париж. 1938. С.104.
{5} Геруа Б.В. Воспоминания о моей жизни. Т.I. Париж. 1969. С.251-253.
{6} РГВИА. Ф.409. Оп.3. Д.1853. Л.1.
{7} Цит. по: Геруа Б.В. Указ. соч. С.254.
{8} Список Генерального штаба. Исправлен по 1 июня 1914 (с приложением изменений, объявленных в Высочайших приказах по 18 июля 1914). Пг. 1914. С.397.
{9} Геруа Б.В. Указ. соч. С.255.
{10} Там же.
{11} Цит. по: Бутлерова З.А. Пять счастливых лет моей жизни // Финляндские драгуны (Воспоминания). Сан-Франциско. 1959. С.403.
{12} Список Генерального штаба. Исправлен по 3 янв. 1917 (с приложением изменений по 8 февраля 1917). Пг. 1917. С.65.
{13} Цит. по: Месснер Е.Э.,Эйхенбаум И.А. Великая Луцк-Черновицкая победа 1916 года. Буэнос-Айрес. 1966. С.1.
{14} Керсновский А.А. История русской армии. М. 1999. С.606.
{15} HIA. Collection gen. N.N. Golovin. Bох 13.
{16} Shmelev A. The Gering Bibliography of Russian Émigré Military Publications. New York. 2007. P.22-24. Перу Николая Николаевича принадлежат более ста публикаций и научных трудов: «Высшая военная школа» (СПб. 1912), «Введение в курс тактики» (СПб. 1912), «Служба Генерального штаба. Разведывательная служба» (Б.м. 1918), «Авиация в минувшую войну и в будущую» (Белград. 1922), «Мысли об устройстве будущей Российской вооружённой силы» (Белград. 1925), «Российская контрреволюция в 1917-1918» (Ки. 1-5. Париж. 1937. Кн. 1-12, Ревель. 1937), «Наука о войне. О социологическом изучении войны» (Париж. 1938), «Военные усилия России в мировой войне» (Париж. 1939), «The Russian Army in the World War» (1931). {17} Shmelev A. Op.cit. P.175.
{18} Зарубежные высшие военно-научные курсы под руководством профессора генерал-лейтенанта Н.Н. Головина. 1927-22 марта 1977. Мюнхен. 1977. С.5.
{19} Там же. С.14.
{20} Там же. С.15.
{21} Цит. по: HIA. Collection gen. N.N. Golovin. Box 17. Письмо (черновик) от 28 декабря 1943 Н.Н. Головина – Л.Ф. и П.Н. Красновым. С.3.
{22} HIA. Collection gen. N.N. Golovin. Box 17. Письмо № 168 от 7 октября 1942 Н.Н. Головина – А.П. Архангельскому.
{23} Ibid. Речь идёт о генерале Н.В. Скоблине – крупнейшем советском агенте в рядах РОВС.
{24} Ibid. Box 18. Пути возрождения России. Л.1, 4, 9-11.
{25} Ibid. Л.12.
{26} Ibid. Box 17. Письмо №168 от 7 октября 1942 Н.Н. Головина – А.П. Архангельскому.
{27} См., например: Аронсон Г.А. Прогитлеровский орган на русском языке // Новый журнал (Нью-Йорк). 1949. Кн. XVIII. С.331-341.
{28} Цит. по: Александров К.М. Русские солдаты Вермахта. М. 2005. С.544, 549.
{29} Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive. Collection ROVS. Box Brussel – Paris, 1943. Письма: С.А. Мацылева – А.П. Архангельскому от 7,25 августа, 6 сентября 1943, В.К. Витковского – А.П. Архангельскому от 11 октября 1943.
{30} Ibid. Box 30. Folder Correspondence ROVS 1944 (I). Письма от 18 января 1944 С.А. Мацылева М.А. Свечину и Н.И. Мишутушкину.
